Стены были увешаны плакатами и картинами. Вот плакат молочной артели, изображающий корову, вот крылатый верблюд, летящий по воздуху; под ним надпись: «Долой империалистическую войну!» Так было напечатано, но рассыльный наклеил на слово «война» слово «суд» и получилось: «Долой империалистический суд!»
Дмбонцы разглядывают картины и плакаты. Мухси подталкивает Яхши: «Смотри, какая красивая корова!..»
Судья прочел обвинительное заключение и ничего не понявшему Яхши разъяснил, что сельсовету предъявлено обвинение в самовольном аресте попа. Мухси словно окатили холодной водой. Он удивленно посмотрел на стены, на судью, помял жесткими пальцами папаху и спросил себя: «Как же это? Отец Марук опозорил все село, а выходит — виноват Яхши!..»
И когда судья спросил Яхши, признает ли он себя виновным, Мухси выступил вперед.
— Поп виноват…
Говорил Яхши, говорил Мухси и другие дмбонцы. Один сказал, что это дмбонские женщины посоветовали вывести Гюльбахар на чистую воду. «Не то, — сказали они, — станем брать с нее пример».
— А как ведет себя эта Гюльбахар? — спросил судья.
Один из дмбонцев, крупный мужчина с орлиным носом, прогнусавил:
— Да разве с Гюльбахар можно справиться? Сами не знаем, как отвадить ее…
Другой дмбонец, когда его спросили, видел ли он и раньше Гюльбахар у попа, сложил руки на груди, низко поклонился судье и ответил:
— Видел раз.
— Что они делали?
— Язык не поворачивается сказать.
— Ты никому не говорил об этом?
— Не солгу, сказал троим, а если они разнесли по всему селу, так я уж не виноват.
Спросил судья и дмбонского пастуха, глуповатого малого в папахе.
— Как тебя зовут? — спрашивает судья.
— Меня? — тянет он.
— Сколько у тебя детей?
— У меня? — говорит пастух и считает в уме, словно впервые слышит о своих детях.
— Ты что-нибудь знаешь?
— Я? — переспрашивает пастух и сообщает, что после известного нам случая отец Марук просил крестьян пощадить его старость и сан.
Судья спрашивает Яхши, почему он запер дверь, но тут Мухси с места восклицает:
— Что же, разрешить попу распутничать и позорить все село?
Яхши отвечает, что сельчане сами вынесли решение запереть попа. Какой-то комсомолец говорит, что в Дмбоне незнакомы с государственными законами.
— В нашей деревне такие дела считаются нехорошими, но, если государственный закон возражает, мы больше не будем.
Говорит и отец Марук. Гюльбахар — бедная женщина, он из своих доходов помогает ей, дает ей белье в стирку, а его прихожане возводят на него поклеп, как им только не стыдно!
— Что скажет синод, если узнает об этом? — возглашает поп, угрожающе поглядывая на дмбонцев.
Суд признал Яхши виновным, но, принимая во внимание условия, сложившиеся в Дмбоне, простил.
Дмбонцы как победители с шумом и гамом вышли из суда.
Один только отец Марук совсем растерялся и все думал о том, где бы ему еще найти такой хороший приход, как Дмбон, и такую прихожанку, как Гюльбахар, Гюльбахар…
МРОЦ
Мроц — край особенный, потому что, когда вы едете ущельем, а после взбираетесь на гору и спускаетесь уже в другое ущелье, вам кажется, что преодоленная гора и есть граница, за которой начинается мир вам незнакомый, а за той горой, внизу, начинается безлюдная земля, где в лесах медведи собирают дикие груши и лунными ночами кувыркаются меж толстенных дубов, водя по жухлой листве свой медвежий пляс.
Первый же встреченный вами человек в этих местах несколько удивляет, но вы держитесь по-прежнему своей тропы и не слишком натягивайте поводья, отпустите их, чтобы лошадь, обнюхивая землю, привела вас в Мроц.
И когда вы резво перейдете быструю речку и увидите на ее берегу сады, до слуха вашего непременно долетит собачий лай, даже если появитесь вы там днем. Псы в Мроце яростные, их клыки не раз кроили волчью шкуру.
Первой, навострив уши, улавливает этот лай лошадь, копыта ее теперь увереннее стучат по каменистой тропе, она инстинктивно чует близость конюшни, в которой вдоволь овса.
У кого бы ни спросили, никто не скажет вам, отчего село это именуют Мроц. Может, священник и расскажет вам о том, что во время нашествия «неверных» много веков тому назад деды их бежали из другого края и нашли убежище в этом далеком ущелье, — может, священник и расскажет вам о том, как бежали, но все это только догадки, ибо фактов как таковых привести он вам не сможет, кроме разве что устных свидетельств, основанных на рассказах давно усопших старух.
Доподлинно одно, что Мроц стоит как стоял, и когда вы разглядываете добротные стены домов, нетесаный камень их, вам кажется, что в незапамятные времена, когда образовались горы Мроца, они же образовали впадины, чтобы снег вершин, тая, сбегал в ущелья; вместе с горами сотворены были из скал и жители Мроца, сеявшие на пологих холмах ячмень, приручившие скачущих по краю обрыва диких коз и научившиеся из поколения в поколение извлекать из мацуна сливочное масло. Вы уже поняли, что Мроц расположен далеко, забытый, труднодоступный, с поросшими травой тропами.