— Потом — двенадцать лет… страшных лет. Война, голод, страны и города, тысячи разноплеменных лиц, сладкие и горькие воспоминания… И среди них — лицо Хонар, два узких, черных, как маслины, глаза в просвете забора и тонкие красные губы…
Вдруг мой товарищ повернулся на бок и, вытянув шею, приблизил ко мне лицо. Его зрачки расширились.
— Знаешь, я видел Хонар.
— Когда?
— Вчера. В верхнем селе. Когда ты спал, во дворе школы собрались крестьяне. Среди них была босая, бедно одетая женщина. За ее подол цеплялись три полуголых ребенка. Они поглядывали то на меня, то на мать.
Ее муж умер в прошлом году. В доме не стало работника.
Я узнал Хонар… Ее глаза были все такими же, но уже без прежнего блеска. Я узнал ее. Но не ручаюсь, что она узнала меня тоже…
…Мы молча сели на лошадей и переправились через речку. Солнце клонилось к закату.
ЛАР-МАРКАР
Самое большое наслаждение в его жизни — поливать сады и поля деревни. Когда он, босой, с загорелыми ногами, шагал по краям канавки, выбрасывая из нее лопатой сорные травы и камни, чтобы быстрее и лучше текла в ней вода, — Лар-Маркару казалось, что опаленные солнцем поля и томящиеся жаждой деревья в саду молча ожидают его.
Очищая канаву от сора и пуская воду, он всегда следовал за бегущей ее струей до самого сада. Земля, иссохшая от знойных лучей солнца, местами уже давшая трещины, жадно впитывала желанную влагу, будто тысячами губ утоляла ненасытную жажду, из трещин с шипением вырывался раскаленный воздух.
Направив воду к деревьям, Лар-Маркар ложился в их тени рядом со своей длинной лопатой, и, пока вода доходила до деревьев, он дремал, полузакрыв глаза, затем вставал, пускал воду по другим канавам и опять шагал за водой.
В летнюю знойную пору, когда солнце стоит в зените, обжигая все своими лучами, когда собаки в тени домов тяжело дышат, высунув от жары язык, — в этот час вы всегда можете встретить на краю канавы Лар-Маркара с обнаженными до колен ногами, с белой повязкой на голове, с лопатой на плече.
— Лар-Маркар, точно аист, никогда не отходит от воды, — говорили про него крестьяне.
И на самом деле Лар-Маркар немного похож на аиста: ноги такие же тонкие и длинные, как у аиста.
Почти никто из крестьян не мог сразу перейти через широкую канаву, а Лар-Маркару достаточно было одного шага, чтобы очутиться на другой стороне.
На его загоревшем от солнечных лучей лице выступал заостренный нос, который, не будь у него поседевших усов, был бы похож на длинный клюв хищной птицы.
День и ночь проводя у канав, он следил за их чистотой, распределяя воду по деревне.
— Лар-Маркар, солнце опалило мое поле, надо скорее его полить, — жаловались крестьяне.
— Подожди, не горит, твой срок ведь только в пятницу, — отвечал Лар-Маркар.
Лар-Маркар не местный житель. Он пришлый. Лар-Маркар, подобно щепке, попавшей в волны мутных потоков, побывал на многих берегах, пока наконец последняя волна не забросила его вместе с внуком в это село.
Это было прошлой весной. Деревня наняла его поливщиком.
— Он посторонний, не имеет здесь ни родных, ни знакомых и будет справедливо распределять воду.
Когда впервые, обнажив ноги до колен, пустил он воду по канаве, а затем прошелся по ее берегу с лопатой на плече, какой-то деревенский шутник сказал:
— Глядите-ка на него, на этого беженца, глядите, как он похож на тощего длинного аиста.
И с того дня деревня прозвала пришельца Лар-Маркар[19].
Иные крестьяне пробовали обмануть поливщика: они пытались вне очереди направить воду на свои поля и сады. Но не дай бог, узнает об этих уловках Лар-Маркар: сейчас же начнет ворчать, кричать, бить лопатой о землю.
— Не приучайся к воровству, дитя, не приучайся, родимый, — засохнет твое деревцо, не принесет тебе хороших плодов!..
Таково было убеждение Лар-Маркара. И в минуты гнева он непременно вспоминал об этом. А если кто сомневался в правдивости его слов, он прибавлял:
— Недаром я дожил до стольких лет, — теперь уж не время мне лгать, не по годам это мне!..
Говоря это, Лар-Маркар внезапно как-то оседал, и голос у него начинал дрожать. Оставляя собеседника, он брал лопату и направлялся вдоль канавы, несмотря на то что часто это было и не нужно.
Он не уходил далеко. Отойдя немного, садился тут же у канавы и долгим взглядом смотрел на ровный, спокойный бег воды, на плывущую сухую солому, подхваченную течением.
Смотрел на травку, росшую на краю канавы, и в душе все постепенно успокаивалось.
В лунные ночи, когда деревня погружалась в тяжелый сон и прохлада покрывала свежестью поля, утомленные дневным зноем, в лунные ночи, когда в своем гнезде на высоком стройном тополе отдыхал аист, чтобы ранним утром, раскрыв широкие крылья, спуститься на болота, — в те лунные ночи до самого рассвета Лар-Маркар работал в саду.
Лунный свет озарял канаву, стальную лопату и длинными полосками ложился на землю. Листья айвового дерева отливали серебряным блеском. От ночного ветерка шелестели колосья. Лар-Маркар проходил по безлюдным пустынным полям и поил водой истомленные жаждой растения.