Альпийская фиалка

На рассвете крестьянин увидит свои поля уже орошенными, улыбнется и, нагнувшись, непременно помнет пальцами сырую землю, чтобы узнать, хорошо ли она всосала в себя воду и не слишком ли силен был напор воды.

Усталый после ночной работы Лар-Маркар ложился отдыхать под тополями, широко и спокойно раскинув руки и ноги. Тут же, неподалеку, валялись прошлогодние сухие, с дуплом, бревна.

И Лар-Маркар сам казался таким же засохшим тополем.

Но бывали дни, когда Лар-Маркар не работал.

— Не в настроении я сегодня, — говорил он обычно в таких случаях и наказывал поливать по очереди.

В такие дни он шел по краю канав до ближайшего оврага, где росли абрикосовые деревья. Здесь он устраивался под абрикосовым деревом или в тени какой-либо скалы, спокойно засыпал, повернувшись на спину и вытянув свои длинные ноги наподобие огромных ножниц. Казалось, будто кто распял его.

Сквозь ветви деревьев Лар-Маркар вглядывался в небесную синеву. Одно белоснежное облако, прозрачное и бесформенное, медленно плыло в небесной лазури. И Лар-Маркару тогда чудилось, что небо — это огромное корыто, полное воды, окрашенной синькой, а облако — забытое в ней белье.

Лар-Маркар не уставал наблюдать за облаком: как медленно оно плывет, меняет форму, то растягивает, то вновь стягивает края…

Но если бы Лар-Маркар мог хоть на миг забраться на облако, он увидел бы затерявшуюся за далекими горами свою родную деревню, свой абрикосовый сад, калитку, около которой лежал на земле разбитый кувшин, а в нем вода для кур. Бывало, каждый день, рано утром, жена, Лар-Маркара открывала двери курятника, откуда с кудахтаньем вылетали куры и бежали за ней до разбитого кувшина с водой, где старуха их кормила…

…Какая-то птица пролетела над ним, кружась в воздухе. И когда Лар-Маркар смотрел сквозь ветви деревьев на небо, его старчески слабым глазам виделось, будто птица играет с этой единственной тучей в небесной лазури…

Это было давно… Распустились уж синие цветочки льна, а в саду начал золотиться абрикос. Он пахал в поле, плуг в мягкой земле выворачивал борозды летней вспашки. Когда он повернул на вторую борозду, взор его упал на тропинку. Там, у шиповника, стояла его старуха и махала рукой.

— Эй, слушай, в деревне какая-то суматоха! — кричала ему она.

Лар-Маркар распряг волов, оставил плуг глубоко ушедшим в землю. А вечером усталые от дневной работы волы уже тащили арбу, нагруженную домашним скарбом, тащили ее неизвестно в какие дали, в какие края.

То были дни бегства, дни скитаний.

Скрипели день и ночь арбы на дороге, пыль стояла столбом, а по ней плелись растерянные, испуганные люди. Здесь, в дороге, смешались меж собой жители всех деревень, к каравану присоединялись новые толпы беженцев, расспрашивали друг друга об отставших родных, близких, о том, как долго им еще идти. Но никто не мог ответить на эти вопросы. От бесконечных сомнений, от неуверенности, от той неизвестности, которая ожидала их, люди приходили в еще большее смятение, становились беспомощными и окончательно терялись в этом вихре событий.

— Слушай, ведь я забыла накрыть камнем наш тонир, — сказала старуха с арбы.

Каждый раз, когда Лар-Маркар смотрел в сторону арбы и видел жену с внуком на руках, он невольно вспоминал своего сына.

— Устраивайся получше на арбе и почаще присматривай за Торосиком, смотри, как бы он не простудился.

А Торосик в объятиях бабушки то засыпал, то вдруг, просыпаясь, удивленно спрашивал его:

— Дед, а дед, а мы все еще едем?.. Как долго мы едем, дедушка!..

Не получая ответа от дедушки, Торосик обиженно надувал губы, насупившись смотрел на кур, привешенных к арбе вниз головами.

Арба скрипела долгие недели. На дороге день и ночь столбом стояла пыль. Все новые и новые места, все новые и новые реки и ручейки. Маркар пил их воду, но все не мог утолить свою жажду.

И как-то, остановившись отдохнуть в пустынной песчаной степи, они потеряли все: проснувшись, не нашли ни арбы, ни пары волов. Остались лишь кое-какие пожитки. От солнечных лучей загорело лицо Торосика, местами кожа шелушилась и сходила с лица.

Волосы старухи покрылись густым слоем дорожной пыли и стали какого-то грязного серого цвета. Маркар заметил, что несчастье провело новые глубокие борозды по лицу его жены.

В дни, когда Лар-Маркар объявлял крестьянам: «Я сегодня не в настроении» и в знойный полдень, растянувшись под абрикосовым деревом, сквозь его ветви вглядывался в небесную синеву; в дни, когда он глазами следил за белоснежным облаком, которое то исчезало совсем, то вдруг появлялось вновь; в дни, когда он наблюдал полет птиц, которые кружили и парили в небесной вышине и казались едва заметными черными точками, — в эти дни Лар-Маркар перебирал в памяти картины скитаний по южным песчаным степям, выстроенные в ряд шатры, а на шатрах разноцветные куски материи, которые изгнанники взяли с собой из далеких, покинутых ими, родных деревень. В степи росли кое-где деревья, которые напоминали Маркару большие метлы, всаженные черенками в песок.