Помогали соседи. Одни посылали стакан молока, другие миску горячей еды. Иногда приходил соседский мальчик наколоть дров или принести воды. Иван-бей молчал, будто и не замечал приходивших. Он сидел на своем обычном месте возле печки, свесив голову на грудь.
Как-то одна из соседок шепнула знакомым, что Иван-бей стал похож на помешанного. Улыбается сам себе, подносит руки к холодной печке и потирает их. Другая слышала, как Иван-бей говорит сам с собой. Третья добавила, что она видела Иван-бея стоявшим с непокрытой головой перед его бывшим учреждением.
Иван-бей часами не отходил от печки. То ли в комнате было холодно, то ли привычка словно пригвоздила его к стулу, но он все сидел в накинутом на плечи пальто, с четками в руках. А однажды вечером, когда движение на улицах затихло и все ворота были на запоре, когда из-за замерзших стекол молочно светились огни, Иван-бей спустился во двор и стал удивленно озираться по сторонам, будто пытался обнаружить во дворе человеческую тень или прислушивался, нет ли кого в саду или на улице. Потом тихо открыл ворота. Немного постоял на улице, еще раз огляделся по сторонам и усмехнулся. Странной была эта усмешка. Ужас был на его лице, а глаза бессмысленно блестели. Он усмехнулся, подумал, скривил губы, скрипнул зубами и быстрыми шагами пошел по улице. Он шел как вор, прижимаясь к стенам. Услышав звук шагов или шорох, прислонялся к стене и замирал в неподвижности, пока не минет опасность.
Вскоре он был у дверей своего учреждения. Он вытянул шею и увидел с улицы свисавшую с потолка лампу. Тогда он решительно подошел к двери и постучал в нее кулаком — раз, два, потом принялся — трясти дверь. Он дрожал всем телом, но не чувствовал холода. Ему казалось, что в руках у него огромная сила, казалось, он Хотел вышибить дверь. На шум курьер подал голос изнутри и полуоткрыл дверь.
— Акоп, ты хорошо убрал? — спросил Иван-бей и толкнул дверь.
Курьер узнал его, затворил дверь и сказал из-за двери прерывающимся от страха голосом:
— Ступай спать, Иван-бей, ступай…
Он постоял, потом принялся снова стучать, говорить сам с собой. Потом вдруг накинул на плечи упавшее в снег пальто, вскрикнул и пошел прочь. А курьеру все никак не верилось, что этот голос принадлежал Иван-бею, такой он был пронзительный, хриплый.
Иван-бей так быстро шел, что вспотел. Он вошел во двор, запер ворота и поднялся вверх по ступеням. Но потом вдруг вернулся, спустился во двор и снова принялся внимательно прислушиваться, нет ли кого в саду, не видно ли чьей-нибудь тени? Внезапно на глаза ему попалась открытая дверь погреба. Иван-бей вошел и ощупью, хватаясь за стены, добрался до угла… Нагнулся, сел, руками потрогал землю… захохотал и стал рыть. Он не рыл — он царапал землю; пальцами, ногтями. В темноте он стонал, фыркал и снова скреб. Вдруг пальцы наткнулись на что-то твердое. Иван-бей на мгновение замер, потом стал рыть еще быстрее. Его рука погрузилась в маленький горшочек. Он потянул и вытащил горшочек, в темноте тот зазвенел, и медные пуговицы, как блестящие жуки, рассыпались по земле. Иван-бей собрал пуговицы в пригоршню, поднес к глазам, чтоб лучше видеть, потрогал пальцами. Сердце билось быстро, как. у человека;, одним махом взобравшегося на гору. Со лба его стекали капли пота, пот струился и по давно немытым волосам., Ноздри раздувались, он дышал прерывисто.
Он стоял в углу погреба и смотрел на пригоршню медных пуговиц, которые сверкали и переливались в темноте.
Утром, когда соседский мальчик принес для Иван-бея молоко, ворота оказались на запоре.
— Что-то Иван-бей заспался сегодня, — сказал он.
На следующее утро кто-то из соседей спустился по стене во двор и открыл ворота. Пальто Иван-бея валялось перед дверью в погреб. Ночной ветер намел снег в открытую дверь. В углу погреба лежал замерзший уже Иван-бей, пальцы в крови, глаза вытаращены. В кулаке он сжимал две медные пуговицы, рядом валялись черепки горшочка, обрывки бумаги, старые бумажные деньги.
…А куры в своем курятнике кудахтали от голода и холода, просили корм..
СУМЕРКИ ПРОВИНЦИИ
Мы погрешили бы против истины, если бы пространство, именуемое Астафьян, назвали улицей; в нашем городе улица Астафьян славится как место свиданий, как пристань для тех, кто фланирует по ней взад и вперед, ленивой походкой напоминая медленно покачивающиеся лодки. Она в то же время походит и на картинную галерею, с тою лишь разницей, что картины не висят на стенах, а разгуливают. Любознательный человек за один день может ознакомиться почти со всеми представителями духовной культуры страны Напри.