Алрой

Головы молящихся покрыты талитами, тела раскачиваются. Их лица сосредоточены и вдохновенны. Тысячелетие Израиль в изгнании. Жалкие остатки народа прозябают в былой столице, но дух избранничества неистребим. Ни душевные пытки разочарований, ни боль телесных мук, ничто не колеблет преданность Богу, избравшему и обещавшему. Бесконечно долго медлит спаситель, и бесконечно велика вера в приход его. Окончилась молитва, расправились лица, люди приготовились слушать своего наставника Зимри. Ученый раввин            , взявши Талмуд и вспомогаясь откровениями мудрецов, имена коих давеча звучали в беседе с Маймоном, принялся поучать, просвещать, просветлять паству.

“Мы знаем из книг, – начал раби Зимри, – Бог твердил и повторял нам, чтобы не смели мы иметь иных богов, кроме Него. А известно ли вам, что сказал Авраам Нимроду, который склонял его обожествлять огонь? Авраам спросил, почему огонь, ведь вода сильнее огня!? И почему не тучи, ведь они владеют водой!? И почему не ветер, коли он собирает тучи!? И, наконец, почему не Бог, создавший ветер?”

Восхищенный шепот послышался со всех сторон.

“Элиэзер!” – воскликнул Зимри, – “Написано, когда Адам спал, Бог взял у него ребро. Выходит, Бог – похититель?”

Вопрос сбил с толку ученика по имени Элиэзер, и он растерянно потупил взгляд. Люди встревожились, недоумевая.

“У кого-нибудь готов ответ?” – спросил Зимри.

Вперед выступил незнакомый собранию, закутанный в красную мантию темнолицый паломник из Африки. “Раби! – сказал он, – этой ночью злоумышленники проникли в мой дом, украли молодой росток с землей на корнях, но золотую вазу, в которой сидел росток, не тронули”.

“Здорово сказано! Отличный ответ!” – одобрительно загудела толпа, радуясь меткому иносказанию.

“Ученый Зимри, – продолжил африканец, – в одной из наших книг есть история об иерусалимском юноше, который был безумно, но, увы, безответно влюблен в молодую красавицу. Великая страсть порой лишала беднягу дара речи. Увидит несчастный свою желанную и немо глядит на нее молящим взором. Один страдает, а другая смеется. Как-то раз, не находя себе места, вышел юноша за городские ворота и побрел куда глаза глядят вглубь пустыни. К вечеру спохватился, что далеко ушел, повернул назад, а ворота уж закрыты на ночь. Он спустился в долину Иосафата, вступил в гробницу Авшалома, сына царя Давида, и, усталый, уснул. Наутро, вернувшись в город и завидев предмет своей страсти, широко заулыбался. “Не обманывают ли меня глаза? Я вижу улыбку на твоем лице, о, вечно печальный юноша!” – изумленно воскликнула красавица. И так ответил влюбленный: ”Вчера, как всегда безутешен, я вышел в пустыню и бродил весь день, и опоздал к закрытию ворот, и уснул в гробнице Авшалома, и приснился мне необычайный сон. И вот, чудесным образом изменился мой нрав, и мне хорошо и весело и хочется смеяться!” Неодолимой силы желание узнать, что привиделось юноше, завладело девицей. “Скорее расскажи свой сон!” – нетерпеливо воскликнула она. “О, это никак нельзя!” – ответил юноша, – “ибо почтение к деве останавливает меня, и лишь законной жене можно рассказать его!” Снедаемая любопытством, красавица выпалила: “Я согласна, только расскажи сон!” И они поженились и с тех пор смеются оба. Я думаю, ученый Зимри, тебе, большому знатоку Писания, не составит труда истолковать эту притчу, сочиненную мудрецом”, – закончил африканский паломник.

“Боюсь, сие превосходит мое разумение”, – сказал главный раввин.

Молчал ученик Элиэзер, молчали и другие.

“Вот толкование, – сказал темнолицый, – влюбленный юноша – это наш народ, дева – это утраченный нами Сион, а чудесная сила гробницы Авшалома указывает нам, что спасение придет из дома царя Давида”. Тут африканец подошел к Алрою и доверительно положил ему руку на плечо. “Понял ли ты меня? Я обращаюсь к тебе, ибо заметил твой интерес”.

От неожиданного прикосновения Предводитель изгнания вздрогнул. Он впился глазами в закутанного в красную ткань человека. Лица не разглядеть – волосы низко спадают на лоб, рот и нос закрыты мантией. Лишь глаза сверкают, как молнии сквозь тучи.

“Мой интерес – единственная причина, побудившая тебя обратиться ко мне?” – спросил Алрой.

“Кто ж откроет все причины?” – ухмыльнулся в ответ африканец.

“Я и не просил об этом. Мне и намека довольно”.

“Мудрый Зимри, сей юноша – твой ученик? Я поздравляю тебя!” Сказав это, темнолицый покинул синагогу. Люди стали расходиться. Велико было желание Алроя кинуться вслед за незнакомцем и говорить с ним наедине, но долг почтения к главному раввину удерживал Предводителя, покуда Зимри ни освободил его. Когда же, наконец, Алрой вышел наружу, африканца след простыл, и никто из горожан не видал его.

6.5

Зазвучала сигнальная труба – вот-вот закроется на ночь город Иерусалим. Алрой вышел из Сионских ворот, они замкнулись за его спиной. Солнце садилось. Последние его лучи скользили по вершине Масличной горы, а долина Иосафата уж погрузилась в тень.