Алрой

“Прочь слабость! Мне нужен скипетр отцов!”

“Талисман, вдохновения порыв, чудеса – на службе у меня. Теперь мне сердце надобно ее! Клянусь, я завоюю этот город! Или умру”.

“Опустошает жизнь власть предвзятых мнений и молвы. Не человек, но суд толпы имеет силу в мире. Вот, скажем, я, Алрой – истинный герой, велик умом, душою, красотою. Я – царской крови и мне престол назначен Богом. Столь любим своими, а здесь Алрой – никто!”

“Люди эти чужды мне, и я не для них. Иные последуют за мной, и стану им божеством. Так говорит мне сердце. Множит силы вера в себя”.

“Из кирпичей желаний мы сами мостим путь нашей жизни, но почему-то называем его судьбой. Слова Хонайна это. Он прав, умный саддукей. Вглубь веков уходит цепь предков моих. Ни один не захотел, не смог ли, принять даруемое священной кровью бремя величия. Но я – звено крепчайшей ковки в той цепи, и вдосталь наделен силой и страстью, чтоб царский скипетр добыть и удержать его навеки”.

“Нет сомнения в триумфе. Он станет частью бытия. Ожидание славы от моих деяний естественно, как ожидание плодов от дерева в цвету. Ширин? Все просто! Могучий и мудрый Соломон взял в жены дочь фараона и дал пример. Вот выбор мой!”

“Земля и небо сговорились, чтоб осчастливить меня. Стократ оплаканная и проклятая мною юность – то нижняя ступень на лестнице триумфа. Лишь нынче осознал вполне: ведь я счастливчик! Как мысль сия сладка мне!”

“О, время! Лети быстрее, ты знаешь, почему молю тебя об этом!”

“Я, кажется, увлекся, расхвастался чрезмерно. Забыл: существует юный царь Хорезма, воин и победитель. Жаль, что он и Алчирок не одно лицо. Вспомнил о нем, и душа, как пронзенная стрелою птица, с жалким криком теряет высоту. Самоуверенный, я ринулся вперед. Не обжечь бы крылья! Джабастер остерегал. Юный царь Хорезма и Алрой. Просить Багдад сравнить нас? Скажут мне – достоин комнатные туфли подавать царю. Извечная непримиримость реальности с мечтой. Впрочем, сужденья недругов о нас не ближе к истине, чем собственное хвастовство”.

“А голос свыше, что был мне в пещере у Джабастера? А талисман, что греет душу? Уединение и углубленность – веры незыблемой друзья. Шум, легковесность города – ее враги”.

Давид обхватил голову руками, погрузился в размышления. Встал порывисто, уселся у стола, взял дощечку, стал писать.

“Хонайн, этой ночью мысли мои беспорядочно метались, как гонимый царь Давид метался по пустыне Зиф. Господу было угодно возвратить меня на дельную тропу, чтобы продолжить назначенное Им. Я злоупотребил приятной бесцельностью багдадского житья. Не ищи меня напрасно. Прими благодарность мою”.

Глава 6 Ученый раввин Зимри

6.1

Обжигающее солнце, раскаленное небо, цепляющиеся друг за друга черные горы, манящие ущелья, пропасти без дна.

Громады камня и небесного огня, пространства воздуха и пустоты. Природа грандиозна, застыла в величии своем, здесь человек – песчинка или муравей. Вот точка движется. Едва заметная, вверх стремится. Крошечная человеческая фигурка карабкается по каменной тропе. Чем крупнее большое, тем мельче мелкое.

Пилигрим достиг вершины. Плато, усеянное серыми камнями. Не видно ни травинки, ни птицы, ни насекомого. Нет жизни здесь. Ни одна гора вокруг не хмурит сверху свой мрачный лик. “Здесь пусто. Вершина для одного, для того, кто достоин”, – подумал пилигрим, и улыбка довольства мелькнула на усталом лице.

Человек расположился на привал. Трапеза кратка и проста: бобы, дикий мед, вода. Он торопился к цели. Стал спускаться. Оливковые деревья вдоль тропы. Ниже – роща, тень, прохлада. Вот миновал он плодоносный склон, и вдалеке вид города открылся перед ним.

Средь запустенья, безлюдья, диких гор и леса, как дряхлый, одинокий, никому не страшный рыцарь, ощетинился башнями полузабытый древний город.

На высоких каменных стенах чернеют пятна бойниц для лучников. Ворота с подъемными мостами и подвижными железными решетками. По гребню стен мерно расхаживают закованные в латы стражники. Над высокой башней вьется белый флаг с красным крестом. Такого дива прежде не знавал наш пилигрим.

Предводитель изгнания видел пред собой былую столицу отцов. Грусть состязалась с радостью. Забвение для великого – вторая смерть. Но обогащают утраты.

6.2