Алрой

Воцарилась тишина. Ширин увлекла Алроя на скамью, усадила, села рядом. Она обвила руками его шею, спрятала лицо на его груди. Несколько минут прошли в молчании. Ширин подняла голову, наклонилась к уху Алроя, прошептала: “Завтра мы будем свободны!”

“Завтра? Так скоро суд?” – вскричал Алрой. Глаза его безумны. Он оттолкнул от себя Ширин, вскочил на ноги. “Завтра! В этом слове судьба веков. Миру откроется правда. Ты снова предо мною, привидение? Воистину: убить не значит уничтожить. Не боюсь тебя, я не виновен! Твои убийцы – эти двое! Им в души загляни, суровый дух! Не спасти, но вовлечь меня в преступлений черный круг порочный они пришли. Не выйдет, я не виновен!”

“Хонайн, Хонайн! – в ужасе заголосила Ширин, – он потерял рассудок! Как руки воздел, как глаза сверкают! Успокой его, ты врач! Мне страшно, мне худо!”

Врач подступил к Алрою, взял его за руку. Тот вырвал руку, прошипел: “Прочь, братоубийца!”

Хонайн отшатнулся, бледный, с дрожащими губами. Ширин ринулась к нему. “Что он сказал? Не молчи! Прежде не видала тебя испуганным и бледным. Ты тоже разума лишился?”

“Хотел бы!”

“Повальное безумие. Он что-то сказал. Повтори!”

“Его спроси”.

“Не смею. Ты повтори”.

“И я не смею”.

“Повтори, прошу!”

“Не могу. Уйдем отсюда!”

“Не достигнув цели? Трус! Я сама его спрошу!” – отчаянно закричала Ширин и кинулась к Алрою. “Мой дорогой…”

“Ты видишь, суровый дух, лиса перечит тигру. Невинного не очернить! Я не душил тебя! Верно говорят, не остановится раз свершивший преступление и худшее свершит. О, великий Джабастер! Они умертвили тело твое, теперь хотят душу мою убить. Что страшнее? Умереть – не станет ни меня, ни муки моей, душу потерять – знать не буду ни себя, ни муку мою”.

Принцесса чуть было не лишилась чувств. Хонайн подхватил ее. Они ушли.

10.18

Хамадан пал, и Бустинай и Мирьям были доставлены в Багдад и заключены в крепость. Вмешательство Хонайна избавило их от большинства тягот, уготованных узникам. Попытки Мирьям навестить брата не увенчались успехом. Она докучала Хонайну, но бывший главный визирь лишь сожалел о том, что нынче его влияние не простирается столь далеко. Золото, если его достаточно много, и неподкупных делает покладистыми. Однако, в этом трудном деле ни драгоценности, ни лесть, ни приятное обхождение не помогли ей вступить в сговор с охраной, обычно расположенной к ней. Хонайн после неудачного визита к Алрою немедленно явился к Мирьям и без утайки изобразил ей картину грядущей катастрофы. Одновременно он сообщил, что добился для нее разрешения навестить брата и подсказал средство, как избежать трагедии. Она слушала молча, содрогаясь внутренне, но внешне оставаясь непроницаемой. Хотя искушенному в людских сердцах Хонайну и не удалось угадать ее мыслей, нечестивец остался доволен собой.

Мирьям последовала совету Хонайна и, прежде всего, послала к брату дядюшкиного слугу. Халеву велено было подготовить Алроя к скорому визиту сестры. Он нашел недавнего покорителя Азии лежащим ничком на полу. Поначалу, казалось, Алрой не понимал или не слышал обращенную к нему речь посланника. Наконец, обреченный уяснил, с чем пришел Халев. Алрой не хотел видеть Мирьям, потом смягчился, уступил, изъявил готовность к встрече в первый послерассветный час.

Крах фантастической карьеры возлюбленного племянника сломил дух почтенного Бустиная. Никак более не обнаруживаются его былые таланты, хоть они и не покинули его вполне. Он замкнулся в себе, а себя замкнул в келье. События вокруг не возбуждают его интерес, стал скуп на слова, но ворчит иногда. Лишь для Мирьям он делает исключение. По-прежнему любит преданную племянницу, сердечно говорит с ней. Только из ее рук соглашается брать пищу, к которой, впрочем, почти не притрагивается. Милосердная Мирьям бережет сердце старика и является перед покровителем юности своей с низменно приятным лицом, скрывая душевную боль. Твердость веры и твердость духа, благородство и благонравие, честность и честь обороняют ее от разрушительной силы несчастий и бед.

Далеко за полночь. Молодая вдова спит. Очаровательная Бируна и красавица Батшева стерегут ее сон, глядят в окно, ждут рассвета.

“Не пора ли ей вставать? – спросила Батшева, – мне кажется, звезды побледнели. Она просила разбудить ее перед восходом солнца”.

“Глянь, как она безмятежна! – ответила Бируна, – к чему будить? Ведь муки ждут ее!”

“Пусть бы сон ее был счастливым! – сказала Батшева, – она нежна, как цветок”.

“Шаль соскользнула с ее головы. Я поправлю. Можно, Батшева?”

“Конечно, Бируна. Лицо ее, шалью обрамленное, прекрасно, как жемчужина в оправе раковины. Глянь, она пошевелилась!”

“Батшева!”

“Я здесь, госпожа”.

“Близок рассвет?”

“Нет еще, госпожа. Не слышно дыхания утра, молодой месяц в небе висит, звезды упрямо светят”.

“Дай мне руку, милая Бируна, я встану”.

Девушка помогла Мирьям встать. Они подошли к окну.

“С тех пор, как на нас обрушились несчастья, я впервые так спокойно спала. Хороший сон привиделся. Мне снился он. Улыбка на лице. Долго ли была я в забытьи, девушки?”

“Отнюдь. Госпожа, я подам тебе шаль, прохладно”.