Алтайские робинзоны

Ребята сели на песок. Шура видел, что идти Лёня не может, нести его на себе Шура тоже не мог: он нёс козлёнка и тяжелую сумку, наполненную образцами пород. Глядя по сторонам, Шура придумывал, как бы выйти из тяжелого положения.

Наконец, он заметил в ручье застрявшую между камнями вывороченную с корнем сосну. Она качала ветками, порываясь уплыть, но её держали камни. Шура поточил топорик о камень и принялся обрубать ветки и корни, которые мешали дереву плыть. Несколько сучьев он оставил, чтобы дерево было устойчивым и не вертелось.

— Шурик, зачем это? — спросил Лёня.

— Пароход тебе сделал.

Он усадил Лёню на нижнюю часть ствола, между двух торчащих в стороны корней. Козлёнка Лёня устроил у себя на коленях, а сумку повесил на корень. К тонкому концу дерева Шура привязал веревку, подтолкнул дерево и оно медленно поплыло вниз по течению.

Шура помогал дереву двигаться, таща его на веревке и направляя мимо больших камней, загромождавших русло. Лёня, сидя на этой импровизированной барже, чувствовал себя не очень хорошо: ствол дерева трясся и скрежетал по камням, потому что ручей сначала был довольно мелким. Но скоро он превратился в широкий и глубокий поток. Дерево поплыло быстрее: оно больше не бороздило по камням.

С каждой минутой течение становилось сильнее. Теперь Шура, чтобы не выпустить веревку из рук, должен был бежать по берегу.

С каждой минутой течение становилось сильнее. Теперь Шура, чтобы не выпустить веревку из рук, должен был бежать по берегу.

Стало видно устье реки, и только тут Шура с ужасом сообразил, что течение может вырвать у него веревку и дерево вместе с Лёней унесёт в озеро. На лбу у него выступил холодный пот.

— Лёня! — закричал он, — Лёня!

Веревка вырвалась у него из рук. Он забежал в воду и, два раза обернув веревку вокруг пояса, завязал ее узлом. Затем встал на четвереньки. Веревка натянулась и потащила Шуру глубже в воду, но он схватился руками за выступивший из воды камень. Дерево остановилось. Шура пополз вокруг камня, чтобы закрутить за него веревку. Веревка трещала. Шура боялся, что вот-вот она оборвется и тогда всё пропало. Но тонкий конец сосны приблизился к берегу, и Шура увидел, что Лёня, положив козлёнка себе на шею, ползет по стволу. Через минуту он был на берегу. Шура облегченно вздохнул. Теперь на сосне осталась только сумка с камнями и золотом. Через минуту дерево совсем прибило к берегу. Лёня снял сумку и топором перерубил веревку. Дерево сначала медленно двинулось вдоль берега, потом перевернулось, закружилось, выплыло на середину и понеслось, ныряя в пенистых волнах.

— Фу! — сказал Шура, вставая на ноги. — Дурак я. Надо было тебе слезть с бревна раньше, там, где ещё течение не было быстрым.

— Наплевать, ответил Лёня, — всё обошлось хорошо и говорить не о чем.

Кажется, эта передряга послужила ему на пользу: крайняя слабость и изнеможение как будто исчезли, и он выглядел несколько бодрее.

Они постояли, молча глядя на белые гребни реки и стараясь успокоиться. Потом Шура надел сумку, взял Аметиста и хотел поддержать под руку Лёню, но Лёня сказал:

— Я сам!

И они пошли.

— Вот он, наш пароход, — сказал Шура, указывая на плотик.

— А мы, Шурик, не утонем на нём?

— Ну нет, мы же управлять будем, всё равно как на лодке. Я и рулевое и гребные весла сделал.

Когда ребята оттолкнулись шестами от берега, плот закачался.

— Держись! — весело крикнул Шура, орудуя веслами. Плот понесло вдоль берега. У Лёни захватило дыхание и от радости и от страха. Но чем дальше они отплывали от устья реки, тем медленнее становилось течение. Плот теперь плыл ровно и спокойно.

— Вот так мы, спасибо нам! — весело сказал Шура.

Лёня улыбнулся: ему казалось, что через час, самое большее через два, они будут дома.

— Нас, наверное, уже не ждут, а мы явимся, как огурчики, — сказал он, смотря на Шуру заблестевшими глазами и лукаво улыбаясь.

— Угу, — коротко ответил Шура к представил, как все будут радоваться их возвращению и удивляться. Он ощупывал в сумке образцы пород и чувствовал себя гордым и счастливым.

А Лёня видел уже, как он взбегает по деревянным ступенькам крыльца, видел радостные лица папы, бабушки, тёти Гали, видел хлеб на столе, ватрушки и крынку молока. Он проглотил слюну.

«Ой, лучше не думать. Так хорошо, так хорошо! Только бы скорей, скорей!»

Ему даже казалось, что он совсем выздоровел.

Ребята плыли два, три, четыре часа, а дома всё не было. От гор по озеру протянулись вечерние тени.

— Шурик, скоро вечер, — грустно заметил Леня.

Шура ничего не ответил. Он усиленно греб, помогая течению. Крупные капли пота выступили на его выпуклом загорелом лбу. Радостные мысли о доме меркли.

Солнце стало багровым и одним краем коснулось черной полосы, появившейся на горизонте. Становилось почему-то трудно дышать.