Алтайский Декамерон

– Дас ист айн руссишер малер. Алекс Миронов, – представляюсь я направо и налево, собирая в кучу сознание и вспоминая свой вялый немецкий.

Изображая счастливую улыбку, жму мягкие девичьи руки, по какому-то недоразумению принадлежащие мужчинам. Успеваю подумать: не оскорбил ли кого привычным крепким рукопожатием?.. Напротив! После рукопожатий я поймал на себе пару-тройку оценивающих и даже томных взглядов художников, которые противоположному полу предпочитали пол собственный.

Чопорные официанты в белом и черном подают с серебряных подносов бокалы с шампанским. Звучит концерт №1 для фортепьяно с оркестром Чайковского. Ах да, Чайковского!..

И я уже знаю, какой скажу тост. Говорить приходится, и я поднимаю бокал с чудесным шампанским.

– За любовь!

В конце концов, какое им дело, кого люблю я: женщин или… Никаких «или»!

Тост мой вызывает в зале гул одобрения. Публика чокается, обнимается и целуется. Отсутствие женщин на этом празднике жизни подтверждало постулат, изложенный в Евангелии от Матфея: все люди – братья!

И тут Карен сжимает мой локоть. Оказывается, на вернисаж приехал бургомистр. И сейчас он будет выступать.

Вся толпа в «Ангаре», будто по команде, двинулась к импровизированной сцене. И только тут я кое-что заметил. Взглянув поверх лысой головы бургомистра, я чуть не подавился смехом. Из стены, выдвинувшись как бы навстречу зрителям, торчал гигантский эрегированный фаллос. Сию «скульптуру» изготовили из пластификатора, уделив при том внимание мельчайшим анатомическим подробностям. Разумеется, автор работы вложил всю свою голубую душу, всю любовь в это произведение, в эту выдающуюся – в переносном и прямом смысле – часть мужского организма!

Куда же направлял ствол сей орган? Оглянувшись, я увидел на противоположной стене зала великанскую задницу, чьи ягодицы напирали на зрителей. Очевидно, зад «слепил» тот же скульптор – и с тою же любовью.

Если бы не серьезные лица художников, внимавших каждому слову бургомистра города N, со мной наверняка приключилась бы истерика. Я притворился, будто подавился шампанским, извинился и выскользнул на улицу. Нет, меня не вырвало. На улице меня одолел истерический хохот! Я хохотал, надрывая животик, кланяясь земле, а на меня таращились прохожие и охранники, замершие у шикарных авто, чьи бока сверкали на стоянке перед «Ангаром». Вероятно, я смахивал на рано созревшего школьника четвертого класса, которому учительница на уроке ботаники подробно объяснила процесс опыления при помощи пестика и тычинок.

Отсмеявшись и отдышавшись, я вернулся в зал. Теперь я намеревался ознакомиться с каждой работой голубых художников. Взгляд мой зацепился за серию картин, зачем-то развешанных очень низко. Чтобы сии произведения рассмотреть, зрителям приходилось нагибаться и невольно становиться объектами «сексуального перфоманса». К тем, кто созерцал, наклонившись, серию этих работ, подходили желающие, пристраивались сзади и совершали возвратно-поступательные движения. Стоял общий хохот, щелкали затворы фотоаппаратов.

Сами же картины как раз не подразумевали участия, так сказать, второго персонажа. Серия называлась «Мастурбация». Автор работ, Кристиан Жерар, в тот момент давал интервью журналистке. Отвечая на вопросы женщины, он пользовался не только словами, но и жестами: оттопыривал спереди брюки и изображал в воздухе двумя пальцами какие-то фигуры, имитирующие вроде бы стрижку ножницами. Меня это «обрезание» заинтриговало; я попросил Карен донести до меня общий смысл сказанного художником. И опять я хохотал! Чтобы не подвести мою Карен, я снова выскочил на улицу.

На шести картинах был изображен контурный силуэт обнаженного подростка, предававшегося рукоблудию. Ноу-хау заключалось в следующем: силуэт мальчика художник выложил волосами, срезанными с собственного паха и наклеенными по карандашному рисунку. Согласно замыслу автора, это придавало картинам глубокий философский смысл. Изображая пальцами стрижку, художник с горечью жаловался журналистке, что паховых волос ему не хватило, а потому пришлось недостающие волосы добыть с головы.

В свое время первый и последний президент СССР Михаил Горбачев, посмотрев спектакль Марка Захарова «Диктатура совести», где в роли Ленина выступил Олег Янковский, вдруг сказал: «Это пердуха!» Позднее выяснилось, что Михаил Сергеевич имел в виду не последствия употребления внутрь горохового супа, а высокую духовность спектакля, то есть «пир духа».

Впрочем, атмосфера на выставке совсем не напоминала пьесу Марка Захарова, зато здорово смахивала на «Ярмарку тщеславия» Теккерея. Взрослые мальчики влюбленно щебетали с другими взрослыми мальчиками о своем, так сказать, о девичьем. Одной из тем было обсуждение величин и форм пенисов.

Обнимашки-целовашки, вспышки блицев, шампанское… Официанты едва успевали подносить новые бокалы разгоряченным вином, любовью и успехом выставки п%дерастам. Голубого Чайковского сменили голубые же Элтон Джон и Джордж Майкл.