– Не лук, а объедение, – ответила хозяйка, поощренная похвалой, – а везу его из Самети. От Малининой.
Гонялись в Костроме и за малининской картошкой, крупной и запашистой, и за белокочанной капустой, и за молоком. На полках в магазинах этих продуктов полно было, а люди стояли за «малининской вкуснятиной». Я еще тогда подумал: счастлива же должна быть эта самая Малинина, если ее так часто вспоминают за обеденным столом, как поильца и кормильца щедрого.
А спустя несколько лет стал я видеть и слышать Малинину уже в Москве, на различных совещаниях. Мне очень нравится, как она выступает. Еще только назовут, бывало, ее фамилию, а уж волнами катится одобрительный, заинтересованный шумок в зале, люди ищут ее взглядами, готовые слушать, а то и заранее, как артисту известному, начнут аплодировать.
Выходит Прасковья Андреевна к трибуне и, выждав несколько секунд, как бы что-то вспоминая, начинает костромским своим окающим говорком рассказывать о конкретной работе, о людях своего колхоза. Она именно рассказывает, а не читает по бумажке, и за кажущейся простотой ее чувствуется ясный глубокий ум, широта суждений, государственный подход.
Пять лет назад Малинина отметила свое семидесятилетие. Вернее, не столько она отметила эту дату, сколько народ. Ее наградили второй золотой медалью «Серп и молот». В Саметь столько гостей понаехало – не протолкнуться. Здорово на своем вечере Прасковья Андреевна барыню отплясывала, частушки пела. Смотрели на нее тогда собравшиеся, удивлялись: не берут ее годы, все та же быстрая, боевая. Ну разве самую малость изменилась. Седина вон на висках, неглубокие морщины в уголках рта. И хочется привести здесь рассказ Прасковьи Андреевны о самой себе:
– Да, пробежало, пролегло за плечами семьдесят годков. Все за это время было: и горести, и радости.
Что было? Что помню? Семья наша была что ни на есть бедняцкая. Ни коровы не имели, ни лошади. Отец и брат уезжали на заработки, а мать оставалась с нами, тремя девчонками. Было в нашем селе Саметь несколько богатых дворов, так мать и старшая сестра там батрачили. Сейчас мы своих шестилетних внуков или сыновей во двор без присмотра боимся выпустить, а в ту пору шестилетние девочки из бедных семей в няньки шли в чужие семьи. Пошла и я. Сначала только за малышами смотрела, а с десяти лет у хозяев настоящей батрачкой стала: полола, вязала снопы, косила. А когда заканчивались полевые работы – всей платы было: пирог да кусок материи на платьишко. Принесу домой, а мама и этому рада.
Удалось три зимы поучиться в школе. Из школы сразу бежала к хозяевам нянчить детей. Может быть, оттого, что мало досталось мне радости в детстве, до сих пор люблю я первые сентябрьские дни. Сколько бы с утра ни было председательских дел-забот, выхожу на нашу улицу поглядеть, как ребятня в школу идет. До чего же нарядные все да ухоженные, в новеньких костюмчиках, ботиночках! Первоклашек матери да отцы провожают, а старшим только вслед глядят. Белые рубашечки, красные галстуки…
Иногда говорят: чего, мол, сравнивать – время другое. Другое, правда, да велик ли срок прошел? Всего одна человеческая жизнь в него уложилась!
Все изменила Октябрьская революция. Когда возвратились мужчины с гражданской, образовалось у нас товарищество по совместной обработке земли, назвали его «Селекционер». Я тогда в чайной работала. Подаю чайники, а сама прислушиваюсь к спорам-разговорам, что вели мужики. Через это стала разбираться что к чему, и когда образовали колхоз, вступила в него без раздумий. С 1929 года стала я колхозницей, вышла на главный свой путь в жизни, так же как миллионы крестьян по всей стране.
Были на этом пути многие трудности. Разве же обойдешься без этого в жизни? Но неизменным было и остается то, о чем хочу сказать во весь голос: огромная забота государства о развитии сельского хозяйства, надежные руки бескорыстного друга крестьянства – рабочего класса помогли изменить весь уклад нашей жизни.
Год от года креп колхозный строй в деревне. А вместе с ним росли люди. Вот это и есть главная причина того, что я, бывшая батрачка, стала руководителем колхоза, удостоилась высоких наград Родины. И опять же не хвалюсь я этим. Ведь таких, как я, у нас сколько!..
До Малининой в Самети перебывало шестнадцать председателей. Разные это были люди, по-разному дело вели, но не один из них не смог так перевернуть хозяйство и добиться таких успехов, каких добилась Прасковья Андреевна.
Работая в колхозе, любила она за коровами ухаживать. Заметили это члены правления и назначили ее поначалу бригадиром на ферму. Вот с того дня и начался взлет Малининой. Она показала себя блестящим животноводом, стала одним из создателей костромской породы скота – одной из лучших в стране.
Еще до войны встречалась Малинина с учеными, с представителями известного совхоза «Караваево», утверждала в Москве высокопродуктивную породу коров. Предполагалось назвать породу караваевской, но Малинина выступила и рассказала, что караваевцы для опытов брали коров у них в Самети. И чтобы не было ни у кого обиды, решили назвать эту породу костромской.