Как-то Малининой довелось выступать перед участниками большого собрания в одном французском городе – она там была в составе советской делегации. Слушали ее внимательно. Потом начали задавать вопросы. Спросили, как в стране залечены раны, нанесенные войной. Она ответила:
– Это смотря какие раны. Конечно, все города восстановлены, поднялись заводы и фабрики, расцвела вновь земля, над которой фашисты надругались. А вот сыновей и мужей многие матери и жены так и не дождались. И эти раны ничем и никогда не залечишь. И у вас тоже есть такие раны неизлечимые.
…Куда бы ни ездила эта женщина, где бы ни была, есть у нее заветная дорога – дорога в родную Саметь. Здесь судьба ее и вся ее жизнь.
Нелегкий был путь
Всю ночь Дмитрий Яковлевич не мог заснуть. С войны открытые раны на обеих ногах нестерпимо ныли. Он менял марлевые повязки, растирал колени – не помогало.
Истошно воет в печной трубе ветер. За окном в темной ночи плещется метель. Пляшут перед глазами Дмитрия Сахарова языки ночной вьюги, и как будто начинает клонить его ко сну. А белые языки метели почему-то становятся вдруг красными, Да нет, это и не снег вовсе бьется в окна, а горящий берег реки, Когда это было? Когда? Война… Сталинград… Горит заснеженный город, горит правый берег Волги.
– Вот черт! – вздрагивает Сахаров. – Из-за этой непогоды и кости болят…
Мерно тикает маятник часов. В соседней комнате спит младший сын Сашка. Взрослый стал, в девятый класс ходит, Вон на столе география лежит. Интересная книжка. Про разные страны: Болгарию, Югославию, Венгрию. А он географию ногами изучал. От Москвы до Берлина пешком. Потом до Мукдена. Да не так себе, а с автоматом и радиостанцией. Шесть ран на теле до сих пор не дают забыть эти походы.
Не спится. Встал Дмитрий Яковлевич. Щелкнул выключателем. Взял письмо со стола с солдатским штемпелем. От Витьки, старшего сына. Из армии. Перечитал снова: «Были мы недавно в селе Шушенском – в месте ссылки Владимира Ильича Ленина, и знаете, что я подумал, будучи там? Что дом-то наш в Жиздре – на улице Ленина стоит!» Повзрослел сынок, – улыбается Дмитрий Яковлевич. И вспоминается ему, как он, демобилизовавшись из армии после войны, приехал в Жиздру, взял ссуду у государства, строиться решил. Стояло тогда на улице дома два или три. Послевоенный пепел еще не затянуло даже бурьяном, он приставал к подметкам солдатских сапог, щипал горло.
В новый дом привел Дмитрий молодую жену, перевез из деревни старушку-мать. Пошли дети. Не счастье ли?
…Полночь. Воет вьюга, Ноют, болят ноги. Тикают часы: так-так, тик-тик. Ходят в углу тени. И кажется вдруг Дмитрию Сахарову, инженеру линейно-технического участка, что это не часы тикают в комнате, а пищит морзянка в наушниках полкового радиста – старшины Сахарова.
Вражеский тыл. Вот с разведгруппой затаился – он на крыше сарая. Немцы кругом. Их ищут. Окружили. «Ти-ти-ти», – мчится в эфир последнее донесение. Все! Летит вместе с гранатой вниз ненужная радиостанция. И – чудо! С разрывом гранаты раздается за лесом обжигающее сердце радостью родное русское «ура».
Брезжит рассвет в окне. Жена поднимается. Тоже не спала. Затапливает печку. Из динамика доносится бой Кремлевских курантов. Новый день начался.
Медленно идет ранним утром по улице Ленина в сторону радиоузла высокий человек. Придет он сейчас на работу. Увидят сослуживцы, что нездоров, начнут советы давать разные. Прибегут пионеры, будут просить: покажи ордена. Взволнуют его, растревожат.
Идет по улице человек. Все больше над крышами домов телевизионных антенн – богатеет улица. В школу бегут мальчишки, девчонки – веселеет улица. Лишь ветер шумит тяжело в обгорелых дуплах старых лип – это следы войны. Они говорят: Нелегким был путь твой, улица Ленина. Как и у людей, что здесь живут…
«Народы не выбирают себе своих жребиев, каждый приемлет свое бремя и свое задание свыше. Так получили и мы, русские, наше бремя и наше задание. И это бремя превратило всю нашу историю в живую трагедию жертвы: и вся жизнь нашего народа стала самоотверженным служением, непрерывным и часто непосильным… И как часто другие народы спасались нашими жертвами и безмолвно и безвозвратно принимали наше великое служение… с тем, чтобы потом горделиво говорить о нас, как о «некультурном народе» или «низшей расе».
Часть III. На командирской высоте
Уверенная рука