Другой аспект, о котором уже упоминалось, – это универсальная вера в то, что сексуальное поведение обязательно является прерогативой демонического влияния, и данное утверждение негласно разделяют даже те, кто считает сексуальный аппетит благотворным. Заявленная цель сексуального наслаждения, «экстаз», – греческое слово, означает перестать быть собой, выйти за пределы себя и испытать изменение личности. Таким образом, цель секса – высвободить то другое, скрытое, свободное «я», которое прячется внутри и жаждет выражения. Сексуальное воображение почти всегда демонично по своей природе, что убедительно подтверждается дикими дионисийскими порнографическими образами. Только сексуальные порывы Дамера были связаны с побуждением, исходящим от этой силы, в то время как поведение, не движимое этим принуждением, было абсолютно безвредным. Один из самых известных серийных убийц Америки, Тед Банди, был очень приятным и разумным молодым человеком, за исключением тех случаев, когда он чувствовал, что попадает под сильное влияние, которое мешает ему «быть самим собой»; в такие моменты, по его словам, он был «отвратительным и бесчеловечным»[36]
.Когда Банди приговорили к смертной казни, он сказал суду кое-что очень странное. «Я не могу согласиться с приговором, – сказал он, – потому что этот приговор не мне. Это приговор кому-то другому, кто в данный момент отсутствует здесь»[37]
. Он имел в виду не то, что арестовали не того человека, а то, что убийца не был с ним в данный момент, что разделение личности Банди носило эпизодический характер. Сложно найти более наглядное изображение чувства временной одержимости дьяволом, чем это, поскольку сама идея данного феномена является интеллектуальным явлением. Сам Аврелий Августин считал, что зло представляет собой отдельную силу, действующую независимо от человека, чье поведение она заражает: «Грешим не мы, а какая-то низшая в нас природа»[38]. Большинство людей, равно как и все религии, не могут признать возможность того, что зло естественно для человеческой природы.Существует много убийц, чей язык и поведение соответствуют явлению сиюминутной одержимости. Десятки детей на острове Джерси знали Эдварда Пайснела как дядю Теда, также он был очень популярным Санта-Клаусом. В то же самое время он терроризировал островитян, совершая одно особо тяжкое убийство за другим, пока его не поймали в 1971 году. Эд Гин, чьи преступления отличались особой наглостью и жестокостью, также был заботливой и надежной сиделкой. В 1970 году Мак Эдвардс самостоятельно сдался властям, заявив, что демон его покинул; до этого он в течение семнадцати лет убивал детей. В этих и других случаях поразительно то, что часто в добром и нежном с виду человеке внезапно может открыться чужеродная личность, которая позволяет явиться хаосу. Один молодой человек, который сбежал от Денниса Нильсена в 1982 году, потому что ему посчастливилось дожить до того, как «фаза» убийцы закончилась, говорил, что до и после нападения преступник вел себя словно «святой». Мы увидим, что аналогичный инцидент произошел и с Джеффом Дамером, когда он воздержался от убийства Луи Пине и сам не понял почему. Во время инцидента с Трейси Эдвардсом, за несколько часов до того, как преступник был арестован (у нас есть фотография Дамера, который фактически стоит на пороге изменения личности, или, если хотите, когда он вот-вот станет «одержимым»), Эдвардс увидел, как Джефф сидит на краю кровати, «раскачивается и поет песни»; обвинение, по понятным причинам, стремилось дискредитировать это доказательство.
Доктор Хаятт Уильямс очень ясно говорит об этом. «Человек способен демонстрировать наиболее жестокое и деструктивное поведение, – пишет он, – тогда как почти сразу до или после такого поведения он бывает добрым и сострадательным»[39]
. Похоже, что какое-то внутреннее замыкание может привести к высвобождению той модели поведения, которую индивидуум считает неконтролируемой и, следовательно, которая исходит не от него самого. Фредерик Вертам назвал это «кататимическим кризисом»[40], но мы, если хотим, вправе называть это одержимостью; разница только в номенклатуре, а язык мифов более понятен, чем язык врачей.Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев
Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное