Алтарь смерти. История маньяка-каннибала Джеффри Дамера

Мальчик послушался, и Дамер его сфотографировал. Затем они пошли на кухню, где Джефф приготовил чашку кофе, которую они выпили вместе, но под напутствиями Дамера Сомсак выпил большую часть, а сам он сделал лишь один осторожный глоток. Вернувшись в гостиную, Сомсак снова надел рубашку, и фотограф предложил ему расстегнуть верхнюю пуговицу и молнию на брюках. Он послушался, но расстегнул молнию только наполовину, после чего Дамер снял с него брюки, стянул трусы и попытался его схватить. Ситуация выходила из-под контроля, мальчик чувствовал, что этот человек очень силен и от него исходит угроза.

– Ты знаешь, что я хочу большего, чем просто тебя сфотографировать, – произнес мужчина.

В этот момент Сомсак заявил, что ему пора уходить.

– Перед тем как уйдешь, сделай мне одолжение, – сказал Дамер. – Подойди и сядь рядом со мной.

Эта просьба показалась мальчику довольно безобидной, поэтому он посидел рядом с ним несколько минут. Затем Дамер произнес странные и тревожные слова.

– Я хочу послушать звуки в твоем животе, – произнес он и положил голову мальчику на живот, а затем начал целовать и лизать ему кожу от пупка до паха.

– Я очень испугался, мне стало плохо, – рассказывал позже мальчик. Он вскочил, схватил свой школьный рюкзак и направился к двери.

– Подожди! Не забудь свои деньги, – окликнул Дамер, – и никому не говори об этом, хорошо?

Сомсак выбежал из квартиры и сразу пошел домой, но по дороге начал чувствовать слабость и дезориентацию. К тому времени, как он добрался до дома, он едва мог стоять на ногах. Два часа спустя отец не смог его разбудить и сразу понял, что что-то не так. Он отвез его в больницу «Добрый Самаритянин», где ему поставили диагноз – последствия передозировки таблетками, – и вызвали полицию.

Сомсака Синтасомфона держали в больнице около трех часов, с 19:30 до 22:30, и он рассказал полицейским, которые пришли его допросить, что именно произошло. Затем он отвел их на 24-ю улицу и показал квартиру. Им понадобилось совсем немного времени, чтобы узнать имя и место работы арендатора, после этого они отправились прямо на шоколадную фабрику «Амброзия», сообщить о том, что сделал подозреваемый, и арестовать его за сексуальное насилие второй степени и соблазнение ребенка в аморальных целях. Тут же на Джеффри надели наручники. Больше, чем самих обвинений, Дамер боялся позора, который повлекло за собой публичное разоблачение; с этого момента его личная жизнь была безвозвратно скомпрометирована и все на работе знали, что он гомосексуал.

Джеффа Дамера отправили в тюрьму, где он в тревоге провел следующие шесть дней. Полиция обыскала его квартиру и с осторожностью изъяла фотоаппарат «Полароид», бутылку ирландского ликера «Бейлиз», две фотографии Сомсака, несколько журналов с обнаженными мужчинами и несколько таблеток снотворного. Но не нашли одну очень важную вещь – череп Ричарда Герреро, обнаружения которого так сильно боялся Дамер.

Это был второй случай, когда полиция могла раскрыть преступления Дамера еще до того, как они превратились в безумную катастрофу, – впервые это произошло, когда офицер светил фонариком на сумки с останками Стивена Хикса на заднем сиденье автомобиля в 1978 году. Конечно, нельзя винить в этом полицию; нам бы определенно не понравилось, если бы полиция всегда ожидала наихудшего варианта развития событий или, наоборот, не проявляла никаких действий. Тем не менее упомянуть об этом необходимо: мы еще увидим случаи, когда Дамер совершит несколько промахов и окажется на грани разоблачения, прежде чем его наконец-таки сумеют остановить. Он так переживал по поводу черепа, что забыл сообщить своим работодателям, что находится в тюрьме, и в итоге пропустил несколько рабочих дней без предупреждения.

Помимо всего прочего, в результате этого происшествия приехал Лайонел, который впервые узнал, что его сын – гомосексуалист. Джефф вспоминает эту встречу в характерной для него отрешенной манере:

– Он спросил меня, правда ли, что я гей, я ответил «да», и он принял это довольно спокойно. Не расстроился или что-то в этом роде. Он только удивился и спросил, почему я не рассказывал ему об этом раньше, а я ответил, что не говорил, потому что стеснялся.

Вероятно, Лайонел высказал не все, что думал на самом деле, поскольку он не был толерантен в этом вопросе и все еще полагал, что Бог не одобряет подобных извращений. Однако сомнений не вызывает следующий факт: Лайонел считал, что Джеффу нужна помощь, и он был готов приложить все усилия, чтобы помочь ему, однако в равной степени нет никаких сомнений и в том, что Джефф чувствовал скрытое неодобрение своего отца.