Алтарь смерти. История маньяка-каннибала Джеффри Дамера

В свете того, что сам Дамер уже знал о своих деяниях, это выражение раскаяния либо крайне цинично, либо абсолютно оторвано от реальности. Сейчас он утверждает, что не писал этого письма. Его, по словам Джеффа, написал другой заключенный, мужчина лет сорока пяти или пятидесяти, который отбывал срок за ограбление и который хотел помочь другим заключенным. «Это его письмо с моей подписью. Я не написал там ни слова». – Джефф якобы просто переписал его своей рукой.

Во втором письме от доктора Лайонела Дамера, также адресованном судье Гарднеру, им выражалась обеспокоенность тем, что суд не предпринял никаких последующих действий для лечения его сына. Он писал, что узнал о сеансах психотерапии с доктором Розен, только когда Джефф уже посетил большую их часть, и был обеспокоен, узнав, что она не занимается лечением проблем, связанных с алкоголизмом. А ведь каждый раз его сын попадал в беду из-за алкоголя. «В сложившихся обстоятельствах, – писал Лайонел, – я сильно сомневаюсь насчет шансов Джеффа после выхода на свободу». В заключение он просил не рассказывать Джеффу об этом письме, – предположительно потому, что не хотел, чтобы его сын знал, что он требует для него дополнительных сеансов терапии. Лайонел трогательно подытожил свою речь следующими словами: «Я искренне надеюсь, что вы каким-то образом вмешаетесь и поможете моему сыну, которого я очень люблю и которому желаю лучшей жизни… Это, может быть, наш последний шанс».

Самый проникновенный постскриптум к этому делу дали сама жертва, Сомсак Синтасомфон, и его отец. Мальчик сказал, что после того, как Дамер покинет исправительное учреждение, необходимо следить за ним везде, где бы он ни оказался. Отец объяснил Сомсаку, что если бы он не был здоровым и крепким, то мог бы потерять сознание еще в квартире у Дамера. «Или, – подумал мальчик, – он мог меня убить». Этот мудрый и любящий совет невыносимо читать, зная, что по самому страшному и самому превратному стечению обстоятельств через два года брат Сомсака встретил Джеффри Дамера и погиб от его рук.

К этому времени никакие советы людей или предостережения психологов не могли остановить Дамера, пребывающего в тисках «принуждения». Сложно поверить, но это так: в течение нескольких недель между заседанием суда, где он был осужден за сексуальное насилие, и вынесением приговора Дамер убил в пятый раз.

Глава 6 Кошмар

В глубоком унынии, убежденный в том, что его жизнь едва ли оправдывает свое существование, Дамер еще больше погрузился в апатию. Он начал думать о самоубийстве, но в то же время осознавал, что ему не хватит смелости совершить что-то большее, чем разговор о нем. Он не понимал, как изменить свою пустую и губительную жизнь. Все, чего он хотел, – это постоянное мучительное желание быть с кем-то, с каким-то телом, которое могло на несколько часов избавить его от чувства одиночества; доктору Беккер он описывал это принуждение, характеризуя его словом «болезненное».

20 марта 1989 года он взял отпуск на десять дней, до наступления Пасхи. Готовясь отбывать наказание, он освободил свою маленькую квартиру и вернулся в дом своей бабушки в Вест-Эллис. Через пять дней, в пасхальную субботу, его снова охватило желание завладеть новым партнером, поэтому он пошел в аптеку «Ричардс», где обычно покупал таблетки, и пополнил свой запас снотворного. Дамер регулярно приобретал тридцать таблеток, которые ему, как правило, прописывал доктор Кэрролл Оллсон. Это был его четырнадцатый рецепт.

В тот вечер Дамер пошел выпить в бар. Он почти не разговаривал с людьми и потерял всякую надежду с кем-нибудь познакомиться. Принуждение, казалось, куда-то ушло, так что он даже немного успокоился. Конечной остановкой был бар «Клетка» (названный так в честь нашумевшего французского фильма «La Cage aux Folles») на углу 2-й и Нэшнл-стрит. Незадолго перед закрытием, теперь рассказывает Дамер, «я шел к выходу и не собирался разговаривать или знакомиться с кем-то, и вдруг, совершенно неожиданно, со мной заговорил этот симпатичный чернокожий парень». Это первый случай, когда Дамер не выбирал себе жертву, а сам клюнул на ее удочку. Для двадцатичетырехлетнего Энтони Сирса эта инициатива станет роковой.