Алтарь Святовита

– Вот таким ты мне больше нравишься. А то нес вчера всякую чепуху, Баруха в дело захотел взять. Думаю, и без моравского серебра работы в этом году будет предостаточно. Я постараюсь уговорить епископов, а когда все сосредоточится здесь, у нас…

Теперь мне стало понятно, почему Ермоген настаивал на производстве под своим контролем. Дело было даже не в новых технологиях и попытке насытить монетой княжество. Священника устраивало существующее положение дел. Он просчитал наперед возможные варианты с драгоценным металлом и даже придумал, как его использовать с пользой для дела, а именно укрепления своего влияния. Что касалось изменчивости власти, с ее приходящими и уходящими князьями, то и тут он был прав. Вещи, которые ускользают от взгляда обывателя, лицо, наделенное властью, видит очень отчетливо.

Ермоген уезжал в Смоленск, везя за собой четыре подводы с будущим монетным цехом. И как часто бывает, второстепенное, оставленное про запас или на всякий случай ― становится основным. Современные нумизматы часто спорят о безмонетном периоде в истории нашего Отечества. Отчего на протяжении почти двухсот лет Русь отказалась от чеканки? Думаю, что именно из-за самостийных князей, не видевших дальше своего носа. Количество денариев и дирхемов, попадавших в их княжества за счет торговли с соседними странами, их вполне удовлетворяло, а внутренний рынок тем временем перешел практически на весовую систему счета задолго до кровавых событий конца первой половины тринадцатого столетия. Это сейчас понятно, что вливание инвестиций оживляет экономику, а тогда речи о каких-либо существенных проектах практически не велось. Да что там говорить, прекращение строительства каменных зданий один из самых ярких маркеров. И вот настал момент, когда импорт настолько превысил экспорт, что вместо притока монет начался их отток. Что в это время делали князья, обязанные заботиться о своем народе? Ровным счетом ничего. Есть серебряные слитки ― ими и пользуйтесь. То, что эти гривны у соседей стоили гораздо меньше их эквивалента в монете, князей-отцов ничуточки не волновало. В итоге монеты вовсе исчезли из оборота. Их прятали, откладывали на «черный день», как потом денежные знаки звездно-полосатой державы, а сырьевая экономика катилась тем временем в тартарары. Можно было пойти по пути той же Бухары и наклепать «черных» дирхемов для внутреннего оборота, но и этого не сделали. Одним словом ― наступал кризис. Это и обсудили мы с Ермогеном перед его отъездом. Епископ отнесся к моим словам с пониманием, выдавив из себя с трудом давшуюся ему фразу:

– Пока нет единой Руси, нам удобнее, чтобы все оставалось по-старому, иначе мы дадим лишний повод. Слабы мы еще, очень слабы. Вот будет у Смоленска десять тысяч закованных в броню всадников, тогда и начеканим своих монет, а пока ограничимся «белками».

Через неделю после разговора с Ермогеном в крепость у камня примчался Евстафий. Купец прибыл не один, а с тремя отроками, как позже выяснилось, отправленными Пахомом Ильичом на стажировку в Смоленск. Двое из них были сыновьями Ивана и Ефрема, а третий ― знакомый мне корел Валит.

– Надо учить молодых, от стариков сейчас проку не будет. Времена меняются, ― сообщил Евстафий, представляя мне молодцов, выстроившихся по росту.

Мальчики были одеты на ливонский манер. Синие застиранные котты, доходившие практически до колен, с рукавами на завязках и беретами с пером чуть не вызвали у меня смех. Дело в том, что на груди, с левой стороны, красной нитью на латыни были вышиты имена отроков: Гвидон и Николай, видимо, специально для меня. На ногах стажеров карбатины с обмотками, а ремни с желтыми бляхами, помимо кошельков несли длинные ножи в деревянных, обшитых черной кожей ножнах. Через плечо у каждого была перекинута сумка, судя по пухлости, предназначенная для экстренной эвакуации, когда в нее запихивают все, что попадется под руку. Главное объем.

– И чему ты их учишь? ― спросил я у Евстафия.

– Как чему? Известное дело ― торговле. А сейчас, вот, так сказать, в духе нового времени, искусству чеканки монет. Помимо этого, они умеют стрелять из арбалета и владеют мечом.

– Ага! Вы, ― обратился я к молодежи, ― сейчас идете к причалу, там дядька Ратибор рыбу удит, скажите, что Лексей прислал, дабы вы воинское мастерство свое показали. А мы с уважаемым Евстафием в теньке отдохнем, да понаблюдаем за вами.

Как только отроки убежали, мы с Евстафием отправились в беседку, с крышей, изогнутой как раскрывшийся цветок с вздернутыми вверх лепестками, выполненную в форме пагоды, где Пин Янг частенько попивал чай, наслаждаясь шумом листвы от растущей рядом березы. Китаец после путешествия в Моравию стал все чаще вспоминать свою родину, постоянно что-то рисовал и старался быть незаметным, медитируя то в беседке, то выходя к обрыву, где река с шумом ополаскивала два валуна. На данный момент он практически перебрался в Смоленске к Ишае, так что сюда кроме меня редко кто заглядывал.

– Скажи мне, Евстафий, почему ты решил выбрать мальчишек?