Алтарь Святовита

Кортеж двинулся дальше, переехав мост, миновали украшенные разноцветными флагами ворота, и вскоре остановился на внутреннем дворике возле башни донжона. Здесь спешившегося Трюггви встретили чета Штауфенов и будущая теща.

Гюнтер, облаченный в роскошную парчовую мантию, подбитую белоснежным мехом горностая, восседал на обитом красным бархатом с золочеными ножками и подлокотниками троне. Рядом с ним, на троне поменьше, но не менее красивом и богатом, размещалась Нюра, в порфире, украшенной стразами и речным жемчугом. Наряд княжны представлял собой длинный плащ из темно-красного шелка с песцовым мехом, обволакивающим шею, рукава и с отороченным им же низом. Справа от князя на пуфике сидела Элки, вся в мехах.

– Что привело тебя, барон Трюггви, в мой замок? – спросил Гюнтер.

– Дошла до меня весть, мой князь, что в твоем доме гостит прекрасная Гунндис из Сконе. Несколько лет назад я обещал на ней жениться.

– Это так? Достопочтимая Элки?

Хозяйка Сконе кивнула головой в ответ на заданный Штауфеном вопрос и улыбнулась. Торжественное мероприятие ей нравилось, особенно размах, с которым оно проходило. Единственное, о чем она сожалела в этот момент, так это отсутствие родственников из Мальме. Вот бы они рты пораскрывали, глядя на то, как ее дочка выходит замуж. Но и эта проблема была частично решена. В свите Элки находился поэт-песенник, иными словами – скальд. А в том, что он использует происходящие события для сложения своих виршей, сомнений не возникало, как и то, что первым, кто их услышит, будет она. Рано или поздно правильную версию услышат и в Мальме.

– Трюггви, – продолжил свою речь Гюнтер, – ты самый храбрый и самый сильный из моих рыцарей, а Гунндис, несомненно, одна из красивейших женщин на свете. Если ваши дети станут такими же, как их родители, то слава о них разнесется по всей земле. Благословляю тебя. Живите в любви. Да будет так!

Штауфены и Элки поднялись со своих мест, и по этому сигналу из шатра, разбитого в углу дворика, вышла Гунндис в сопровождении двух девочек, поддерживающих длинный шлейф невесты. Черное свадебное платье из драгоценного бархата, украшенное ниткой жемчуга, облегало фигуру Гунндис, блестя каждой складкой, как полированный срез антрацита. С каждым шагом ткань перекатывалась волнами, создавая впечатление не идущей, а плывущей по водной глади женщины. Голова невесты была покрыта белоснежной фатой, зафиксированной серебряным обручем в виде изящной короны. Гунндис остановилась перед ступеньками помоста, дождалась Трюггви, и вместе, рука об руку взошли на подиум по красной ковровой дорожке, где их поджидал дядя княжны, стоящий за небольшой трибуной, облаченный в белую мантию. Протяжный рев рога заставил собравшуюся публику замолчать – началась церемония бракосочетания.

– Бабушка, – обратился мальчик к Элки, – почему мама в черном платье?

– Так принято[43]. Твоя мама сегодня невеста. Видишь, какая она у тебя красавица?

– Да. Она самая красивая на свете, – чуть слышно пробормотал ребенок, – и такая счастливая.

Свадебный пир затянулся глубоко за полночь. Накрытый на тридцать кувертов стол сиял серебром и отражался в гранях хрусталя, ослепляя невиданным богатством. Блюд было не перечесть. На место опустошенных подносов тут же выставлялись новые, с пылу-жару, дразнившие аппетит гостей подрумяненными корочками и легким дымком копченостей. Виночерпий еле поспевал, развозя на тележке несколько видов напитков и еще не известного тут сока, принимаемого за столом за особый сорт сладкого вина. Пили много, впрочем, как и закусывали. Дошло до того, что в столовой замка самолвинский пес рыжей масти стал воротить нос от подкидываемых ему костей. Чуть ли не волоча раздувшимся брюхом по полу, он заполз под стол и, обессилевший от обжорства, устроившись в ногах Элки, уснул. Хозяйка Сконе несколько раз понажимала носком сапожка живот собачки, получая от этого удовольствие, а когда к столу поднесли фрукты, забыла об увлечении и как практически все гости обратила свой интерес на заморские диковины.

На широком оловянном подносе были разложены гроздья бананов, окружавшие водруженный по центру блюда огромный ананас.

– Как называется дерево, которое плодоносит подобным «шишкояблоком»? – спросила Элки у Гюнтера.

– Госпожа Элки, – ответил Штауфен, – этот чудесный плод привез дядя моей жены Алексий из очень далеких стран, что находятся на краю света[44]. Насколько я знаю, они растут на кустах.

– А эти длинные стручки?

– Это бананы. Они растут в Индии, откуда нам доставляют специи купцы Смоленского клуба. К моему глубочайшему сожалению, стоимость одного стручка равна всему урожаю княжества. Но ради сегодняшнего торжества…

В разговор вмешалась Нюра:

– А вы знаете, что еще Плиний Старший в своем трактате «Естественная история», писал о том, что великий Александр Македонянин во время своего похода в Индию пробовал этот фрукт и даже повелел привезти его в Грецию?