И надо же такому случиться, как на рассвете, в пятидесяти шагах от нашей стоянки, Нюра нашла оставленные ливонцами сани. Рядом с валуном, на северо-востоке от дороги в неприметном овражке, прикрытые хвоей и засыпанные снегом лежали сокровища. Вот только не приметный камень открыл тайное место, а оставленные лапками мелких зверьков следы, ведущие к воску[56]
. Видимого ущерба грузу грызуны не нанесли. Янтарь, залитый воском, хранился в бочках, и если и погрызли клепки с черемуховым обручем, то совсем немного, не до дыр. Мы стали перетаскивать содержимое возка на свои санки. Один из бочонков, с наиболее пострадавшим обручем, рассыпался. Снорри поднял выпавший кусок воска и резко стукнул по нему рукоятью ножа. Воск разломился, как скорлупа, представляя нам великолепный образец янтаря. Прозрачный, чуть светло-золотистого оттенка и с небольшим насекомым внутри, похожим на крошечного скорпиончика. К свею подошли Гюнтер с Нюрой.– Этому янтарю нет цены, – сказал Штауфен, рассматривая камень, – у отца хранится подобный. Его привезли с Сицилии. Торговец запросил сундук золота и получил.
– Целый сундук?!
– Ну, не совсем сундук, ларец.
– Что ж в нем необычного? – поинтересовалась Нюра.
– Как тебе сказать, среди весьма образованных людей, – Гюнтер загадочно улыбнулся жене, – определенного круга; существует мнение, что обладатель подобного камня будет защищен от всех магических действий против него. Но это не все.
Гюнтер набрал в грудь воздуха, словно собрался рассказывать дальше, но замолчал.
– Гюнтик, вот ты всегда такой, – не вытерпев, произнесла Нюра, когда пауза затянулась. – Не томи. Рассказывай.
– Того, кто будет носить этот янтарь, – невозможно отравить. Камень сообщит о наличии яда в кубке.
Нюра посмотрела в голубые глаза мужу и процитировала отрывок из Публия Овидия Назона, которого она прочла в этом году:
– Разве Публий упоминал о яде? Только об украшениях. Ладно, с этим камнем разберемся потом. Ты помнишь, что мне обещал?
Нюра проследила утвердительный кивок Гюнтера и передала Снорри следующий кусок воска, рассыпавшегося на снегу.
– Разбей!
Снорька расколол. Во втором куске отполированного янтаря вновь оказалось насекомое, похожее на комара. Бочонок содержал сплошь инклюзы. На этом невероятное везение закончилось. Когда вскрыли следующий бочонок, в нем оказался обыкновенный янтарь, частично крупный, очень красивый, но без застывших насекомых. С весом Гюнтер практически угадал. Четыре десятка, навскидку однопудовых бочонков, может, чуть тяжелее переместились на пару наших санок. Немудрено, что лошадка ливонцев надорвалась. Освобождая санки, мы загрузили всех лошадей как вьючных животных. Жадность, она, как известно, много нехороших людей сгубила. Повторять ошибки прошлых владельцев сокровищ мы не стали. Часть отобранных мною инклюзов Гюнтер положил в переметные сумки Нюры. Некстати, предварительно вытряхнув из них разнообразное женское барахло. Что тут началось.
– Это мне нужно! Это нельзя трогать! Без этого я никуда не поеду! Это я в зубах потащу, но не брошу.
– Остынь! – крикнул Гюнтер. – Случись что, у тебя одной есть шанс добраться до дома.
– Случись что, моя сабля лишней не будет, – огрызнулась Нюра.
Пришлось вмешаться.
– Павел, забери вещи госпожи. Понимаю, что повесить некуда, но ты самый легкий из нас, день потерпи. До завтра мы и лошади съедим десять пудов продуктов, свой овес положишь на сани.
За час до полудня мы тронулись в обратный путь. Очень долго поили коней. Для каждой лошадки приходилось растапливать снег, а это время. Зерно тоже не просто так ссыпают в торбу. Овес предварительно плющат или дробят. В походных условиях это делают древком копья прямо в торбе, постепенно досыпая зерно. Про остальной уход лучше не говорить. Полтора часа в день надо тратить на лошадь, и это вычитается из светлого времени суток, когда совершается дневной переход. Двигаясь невероятно медленным темпом, пока не ступили на лед озера, одолели всего двенадцать верст. На открытом пространстве скорость немного возросла, но до острова Мтеж добрались только к ночи. Половина пути до Самолвы была пройдена.