Рассказ Гюнтера о несметных сокровищах несколько озадачил меня. Оставалось чуть больше полумесяца до субботнего дня пятого апреля, когда произошел решительный поворот в затяжной войне между Новгородом и Орденом, а тут такая напасть. Одно утешало – вся экспедиция займет не больше недели по времени. Но у меня возник ряд вопросов. Почему ливонцы из Изборска направились не к хутору Кирумпяэ, откуда шла прямая дорога на Дерпт, а к Моложве? И если это так, то не написал ли ливонец в своем письме, где он собирается припрятать возок с янтарем, так, на всякий случай? Ведь понятно, что янтарь не его, а значит, за ним непременно придет хозяин, когда узнает о недавних событиях в деревне паромщиков. И если бы не плотник из-под Пскова, поведавший, что из-за обширных болот другой дороги просто нет, то мы бы еще долго ломали голову над нашим маршрутом. А возможность повстречать конкурентов в поисках драгоценных саней подтолкнула нас к немедленным действиям. Я со Снорри, пообещав все подготовить к походу, поскакал к острову, а Штауфен стал собирать отряд сопровождения.
Опережая основной отряд где-то на два часа хода, мы подъехали к скале с белой башней. «Белой» я называл ее больше по привычке, нежели из-за цвета камня, из которого она была сложена. Два дня работы – и мое сооружение, обработанное специальным составом, слилось с песчаником, не давая ни малейшего шанса случайному путнику обнаружить следы творения человека со стороны озера.
От Волховой косы мы немного углубились в лес, где была построена маленькая конюшня для двух лошадей. Здесь я оставлял свой транспорт. В сарайчике был запас сена, овса и двухсотлитровая бочка, которая наполнялась ключевой водой из незамерзающего источника посредством самодельного акведука. Сам же ручеек благополучно втекал в озеро в пятнадцати шагах от строения. Пока Снорри ослаблял подпруги и разбивал лед в бадье с водой, дабы напоить коников, и разводил огонь, я уже был в комнате перехода.
Идешь в поход на неделю – бери продуктов на десять дней. Это золотое правило туриста. Лучше пусть останется, чем быть голодным. Исходя из этого, я подсчитал количество галет, хлеба на первые три дня, консервов, яичного порошка, масла и самое главное – корма для лошадей. После прохода по области (где лежал наш маршрут) армии Ярославовичей никакого фуража там быть не должно, а если и остался, то отдавать его будут с кровью. Спать мы будем в двух палатках. Думаю, для Нюры с Гюнтером хватит большого двухместного спальника, Снорька, как и остальные датчане, кутается в медвежью шкуру, ну а Павел, как будущий рыцарь, должен привыкать к тяготам и лишениям, а значит – спать тоже в меховике. Правда, своего теплого атрибута для сна он еще не добыл, но то – дело наживное. Прихвачу для него одеяло из верблюжьей шерсти и свитер. Готовить пищу будем в одном двадцатипятилитровом казане и на чугунной сковороде. Оценив вес и объем приготовленного к переброске груза, и как это будет крепиться на лошадиных спинах, да прибавить к этому оружие и доспехи, понял – без санок не обойтись. Пришлось покупать. Собрав и упаковав все необходимые вещи, я вновь оказался в средневековье.
Мешки с овсом, связанные как переметные сумы, и продукты перенесли к косе. Туда же выкатили оби фанерные конструкции на лыжном шасси с уже уложенным рулоном прессованного сена и стали приделывать оглобли с хомутом. Работа спорилась, и где с шуткой, а где с крепким словцом ремешки и уздечки были пристроены и, положив упряжь на сани, осталось время перекусить. Конечно, полдничать на свежем воздухе хорошо, но делать это лучше подальше от лошадей, ибо запах свежепроизведенного навоза нисколько не способствует аппетиту. Дожевав отварную курицу, мы принялись ждать. Снорри это надоело, и он вышел на лед, всматриваясь в сторону самолвинского берега, а когда никого не увидел, стал возвращаться обратно и замер.
– Смотри, Лексей, кто-то едет.
Со стороны собольничьего берега (так мы называли его, потому что там проживал Соболек, да и рыбка такая водилась) брела лошадка, запряженная в пошевню[55]
. Огромная копна сена с торчащей наверху жердиной, от которой шли веревки, крепящие груз, и возничий, державший коня под уздцы, двигались прямо на нас.– Долгих вам лет, люди добрые. Вялламяги из Парапалу меня звать, – представился мужичок, поклонился и, похлопав рукой в меховой рукавице четвероногую труженицу по шее, еле слышно сказал ей: – Чтоб вы сдохли.
– Куда путь держишь, Валламяги? – спросил Снорри.
– Известно куда, в Самолву сено везу.
– Далековато тебя от дома занесло, – произнес я, подходя к возку.
«Ваша правда, далековато. Но лучше я продам или обменяю свое сено здешним упырям, чем новгородцы заберут его просто так, как на соседских хуторах Саре и Лане», – подумал хуторянин, но вслух об этом говорить не стал.
– Люди добрые, так я пойду? – жалобно попросил эст.
Снорька просто махнул рукой, отпуская крестьянина. Со стороны Самолвы уже был виден отряд всадников, спешащий к нам на соединение.
– Эй! Валламяги, – крикнул я мужичку вдогонку, – а много у тебя еще сена?