Алтарь Тристана

– Кстати! – Мужчина поднял голову от разбираемых бумаг. – Что касается твоей помощи и консультации, я заплачу, не сомневайся!

– С ума сошел! – помедлив, изумленно проговорила художница. – Брать деньги за такую чепуху… Мне самой интересно, что это может быть такое. Визуально-то я неплохо помню эти алтари, даже снимала их не раз… Не столько ради любви к искусству, сколько ради колорита. Забавные случалось видеть вещицы: всякие подарочки там пристраивают, рюмочку водки, сигаретку кладут покойнику… Язычество совершенное, только христиански окрашенное.

Продолжая перебирать бумаги, она вспоминала уже молча. Эти маленькие алтари встречались ей то и дело во время давних странствий по Южной Италии и Сицилии. То было блаженное время, нищее и полное открытий. Удивительные церкви, каменистые дороги, окаймленные стенами из булыжников, колючий дрок, рвущий обувь и джинсы… Когда она, карабкаясь по крутому берегу над морем, присаживалась отдохнуть на обочине тропинки, горьковатый морской ветер забивал ей горло. Александра сидела на обрыве, свесив ноги, отталкивая носками кроссовок мелкие камешки и следя за тем, как они, вертясь, пронзают слепящую синеву внизу, исчезают, словно еще не долетев до воды. О смерти она думала меньше всего, когда вошла в большую старинную деревню, – та значилась в ее путеводителе, составленном самостоятельно по указаниям друзей. Александра собиралась осмотреть церковь и спешила, чтобы успеть до того, как ее запрут на ночь. Еще следовало позаботиться о ночлеге, хотя друзья предупредили, что в любом доме гостя примут беспрепятственно и оставить за ночлег, ужин и завтрак придется сущие пустяки.

На подходе к церкви она остановилась, заинтригованная необычным зрелищем. Старая женщина, морщинистая, загорелая, вся в черном, зажигала свечку в маленькой нише, укрепленной на углу дома. Также Александра заметила в нише тарелочку с печеньем, бокальчик, очевидно, с вином или водой, маленькую куколку. На заднем плане виднелось грубо-примитивное изображение Богоматери – творение деревенского маляра, по совместительству художника, или кого-то из членов семьи. Богоматерь, такая же черная от солнца и бедно одетая, как старуха, сурово и дико смотрела из глубины ниши огромными зрачками, окруженными совиными желтыми белками. Это изображение, как и культ, который явно справляла женщина, заинтересовали Александру. Она рискнула задержаться и вступить в разговор, чтобы узнать, нельзя ли остановиться на ночлег в этом доме. Хозяйка ответила, что можно, и сообщила также, что священник уже запер церковь. Торопиться было некуда до утра, и Александра осталась. Поужинав кислым молоком, маслинами и свежеиспеченным хлебом, она почувствовала неумолимую усталость, сладко сковавшую и тело, и разум. Перед сном ей захотелось подышать морским воздухом – в доме с толстыми каменными стенами, маленькими окошками и земляным полом было душно. Выбравшись наружу, она опустилась на деревянную скамью у дверей. Вскоре появилась и хозяйка. Вытирая руки фартуком, она прошла к нише на углу, деловито поправила чадящий фитиль догоравшей свечки и несколько раз мелко перекрестилась. Александра решилась спросить о смысле ее действий и назначении ниши.

– Это алтарь печали, – ответила та, вздохнув и перекрестившись еще раз. – Поминание об усопшей.

Так Александра впервые увидела один из тех алтарей, которые после встречались ей не раз – и в Южной Италии, и на Сицилии. Трогательные варварские поминальные жертвенники, лишь по внешности христианские, они воздвигались на стенах домов, где кто-то умер, и поддерживались в порядке в память о дорогих усопших, давних и новых. Конфеты, водка, мелкие монеты, обломки сигар – все годилось для того, чтобы побаловать покойника, чтобы (как объяснили однажды Александре) его душа не была голодной и обиженной, не пришла в дом и не увела с собой еще кого-нибудь…

– Алтарь печали!

От ее возгласа, разрезавшего тишину мансарды (дождь шумел мягче, гроза, так и не разразившись толком, уходила в сторону от центра), Игорь так и подскочил. Несколько листков вылетели из взъерошенной пачки бумаг и спланировали на пол. Он наклонился их поднять, но Александра остановила его:

– Алтарь печали, ты понимаешь?

– Пока еще нет, – проворчал он, удивленно глядя на женщину. – Нашла что-то?

– Altare tristezza! – воскликнула она. – Так это звучит по-итальянски, я вдруг, как сейчас, услышала… А по-латыни будет почти так же, аltare tristitia!

– Прости, но я ничего…

– Алтарь Тристана! – с победоносной улыбкой заключила она. – Надпись на фото, помнишь, ты мне показывал сегодня старые снимки ниши? Я подумала тогда – почему Тристана, если у нас библейский сюжет, а вовсе не рыцарский? Почему слово «тристан» написано со строчной буквы, ведь это имя? Теперь мне все ясно! Это вовсе не имя, кто-то ошибочно, может, со слуха, и явно недопоняв, записал название «алтарь печали» по-латыни или по-итальянски, но на русский лад! Она и похожа на «алтарь печали», эта ниша! Библейский сюжет, какой угодно, и местечко, чтобы приносить маленькие жертвы усопшему…