Альтависта (СИ)

Смерть Фреда для всех стала ударом под дых. Близнецы Уизли всегда были неразлучны, всегда были единым целым, чем-то, что точно на века, но у смерти была другая точка зрения на этот счет. В тот самый день, 2 мая 1998 года, она ухватила костлявой рукой Фреда за горло, а в нужный момент лишь сомкнула пальцы посильнее, перекрыв весь кислород.

В тот августовский теплый день был первый раз, когда я видела Джорджа после похорон, которые, если честно, вспоминаю с трудом. Рон говорил, что хандра не отпускает его брата, но, кажется, значительно преуменьшил, сказав это. Джордж больше походил на мертвеца, чем на нормального живого человека. Хотя о какой нормальности может идти речь после всего, что случилось?

- Мама отдыхает наверху, ей нездоровится, - между тем продолжил юноша, выталкивая меня из собственных размышлений.

Молли после смерти сына заметно постарела в считанные недели, казалось, лет на десять, если не больше. Здоровье стало значительно подводить, но она все равно держалась, поддерживала дом в чистоте, отказывалась от предлагаемой мной помощи. Миссис Уизли всегда справлялась со всеми трудностями с достоинством, она являлась образцом для подражания, той женщиной, которой я всегда хотела быть: доброй, отзывчивой, хозяйственной, заботливой и щедрой. Она сильнее меня, сильнее своего мужа, сильнее всех нас вместе взятых. Молли утешала себя хлопотами по дому, которые отнимали все ее время и силы, не оставляя возможности на тяжкие мысли и свинцовые воспоминания, тянущие за собой на дно.

- Никого больше нет. - Парень сжал руки в кулаки. – Можешь считать, что меня тоже нет.

Наши взгляды на миг встретились: мой – безумный и напуганный и его – пустой и безжизненный. Боль и воспоминания тянули Джорджа за собой на дно, а он и не сопротивлялся, лишь вяло ожидал, когда же, наконец, все закончится, и он больше ничего не почувствует.

- Но ты же есть… - прошептала я, желая хоть как-нибудь утешить безутешного, но это было похоже на попытку поймать воздух рукой.

Джордж поднялся на ноги и за несколько секунд преодолел расстояние, разделявшее нас. Он смотрел на меня взглядом человека, потерявшего все, в том числе и рассудок. Если раньше я знала, чего ожидать от Фреда или Джорджа, то сейчас я смотрела в его непроницаемые глаза, потускневшие и чужие, и не могла даже представить, что он выкинет в ту же минуту.

Впервые в жизни я подумала, что серьезность ему не идет, и я скучаю по озорному блеску в светло-голубых глазах, по хитрым ухмылкам, не предвещающим ничего хорошего, по идиотским идентичным улыбкам… Не отдавая себе отчет в собственных мыслях, я все еще думала о близнецах как об одном механизме, и было невероятно странно знать, что теперь есть только Джордж. Без Фреда. Это выходило за всякие рамки моего рационального мышления и понимания действительности.

- Это иллюзия, - ровным недрогнувшим голосом сказал Джордж, пронзив меня напоследок колючим взглядом, и аппарировал в неизвестное мне место.

И только тогда я очнулась ото сна, только в тот августовский теплый день мои душа и сознание освободились из заточения. Тяжелые цепи с характерным грохотом рухнули на каменный пол, старая проржавевшая дверь узкой камеры с противным скрежетом отворилась, и я, часто заморгав, со свистом втянула воздух в легкие.

Испуганно оглядевшись вокруг, я села на мягкий диван и закрыла лицо руками, раскачиваясь из стороны в сторону. Пришло запоздалое осознание произошедшего и роскошная возможность плакать. Я всхлипывала и прикусывала губы, отказываясь верить собственным глазам, ушам и обрывчатым воспоминаниям.

Когда на мои плечи легли чьи-то ладони, я вздрогнула и обернулась – Рон понимающе поджал губы, а затем сел рядом и крепко обнял, раскачиваясь вместе со мной. Я плакала навзрыд за все те месяцы, что не могла позволить себе слабость, за то время, что пробыла в спячке и отрицании действительности. Рон знал, что рано или поздно я вернусь, и мне потребуется его плечо, его утешения, его поддержка. Он знал и ждал момента, который наступил в тот день.

- Как же жить с таким тяжким грузом? – прошептала я, немного успокоившись и глядя перед собой стеклянным взглядом.

Рон не ответил, лишь посильнее обнял меня и ласково провел пальцами по всей длине моих спутанных от ветра волос.

- Я видела Джорджа.

Рон отстранился и посмотрел на меня, нахмурив рыжеватые брови. Я размазала подсыхающие слезы по щекам и шмыгнула носом.

- Не на что там смотреть, - надломлено произнес парень, отчего вновь захотелось расплакаться. – Его словно нет.

- Он этого хочет. – В подтверждение я закивала.

- Так просто ему не отвязаться от нашего многочисленного семейства, будь уверена. – Рон ободряюще улыбнулся, и я слабо улыбнулась ему в ответ.

Когда он успел стать таким мужественным, чутким и внимательным? Когда тот непутевый веснушчатый мальчишка превратился в сильного и решительного мужчину?

Война изменила всех.

Война подкосила всех.