Альтер Эго

В Эддаре был вельможа. Странный немного и очень богатый. Он курил кальян и витал в облаках, читал ей сонеты и любил долгие вечера, когда солнце тонет в море, а жара сменяется теплом и умиротворением. Любил лежать в горячей ванне и любоваться закатом. А ещё — розовое масло и осыпать её лепестками. И ей это тоже нравилось. Страсть его была неспешной и томной. Лепестки, масло, закат и тепло. И ощущение безопасности. Она вообще любила тепло. Они провели вместе немало прекрасных вечеров.

А в Рокне был парифик. Единственной любовью которого была огромная университетская библиотека. Да ещё вот Кэтриона. Он рассказывал ей о разных странах, о великих людях, и она слушала с удовольствием, хоть и многое из этого знала, в Ордене ведь учат всему. Но его голос, в котором звучала неподдельная страсть к этим местам и людям, которых он никогда не видел, тишина верхних комнат университетского здания, где он жил, и его руки с длинными тонкими пальцами нравились ей. Он научил её играть в шатрандж — ту самую ашуманскую игру с пешками и королевой, и иногда они смотрели на звезды из высокой башни астролога. Там было спокойно, а он был нежен и робок, и это ей тоже нравилось.

Она всегда приходила, когда сгущались сумерки, и уходила в темноте, ещё до рассвета. Темнота стирала лица, оставляя только желания. А когда желания исчезали, ей оставаться было незачем. Никаких обязательств, никакой привязанности. Да и просыпаться в постели с чужим мужчиной Кэтрионе никогда не нравилось. Сон она предпочитала ни с кем не делить.

И мысль о том, чтобы спать сейчас рядом с Рикардом, ей совсем не нравилась. Это было слишком… доверительно? Почти, как целоваться в губы. Это порождает привязанности, а привязанность — это плохо.

«Ни любви. Ни жалости. Ни страха». Цели Ордена превыше всего.

Но и спать в кресле она тоже не собиралась.

— Ладно, — Кэтриона присела на край кровати, — но не вздумай приставать ко мне! Если не хочешь отведать кинжала или моих зубов.

— Приставать? — он зевнул. — Радость моя, даже не надейся! Ты вообще не в моем вкусе. Слишком тощая.

— И не женственная, я помню. Вот и чудесно! Потому что ты тоже не в моем вкусе! — воскликнула она, осторожно легла на край кровати и задула свечу. — И, надеюсь, ты не храпишь.

— И почему же я не в твоем вкусе? — спросил он уже в темноте.

— Ты слишком благоразумен, а это нагоняет тоску, — ответила она ему в пику.

— Миледи нравятся смелые идиоты? — хмыкнул он.

— Милорду не всё ли равно, какие идиоты нравятся миледи?

— Если миледи будет опять вопить ночью на весь дом — её будить?

— Да. Но… аккуратно.

— Хорошо, толкну тебя кочергой. А теперь, сладких снов, радость моя.

— И тебе, дружок.

Глава 11. Место, где пешка становится королевой

Чёрная Падь выглядела совсем не такой, какой Кэтриона видела её в Дэйе.

Она даже не сразу узнала это место. Молодые деревца и вездесущая жимолость давно освоили выгоревшую поляну, плющ укрыл остовы домов, а девичий виноград украсил чёрные дубы покрывалом багряных листьев.

Лес как лес. Она бы проехала мимо, не заметив.

Кэтриона спрыгнула на землю, набросила поводья на ближайший сук и сказала Рикарду:

— Не ходи за мной. Стой здесь.

Наблюдатель ей ни к чему.

Вся эта совместная ночевка на постоялом дворе вызывала у Кэтрионы смешанные чувства. Она вообще-то была не из стеснительных. Но проснувшись утром и обнаружив свою руку на груди Рикарда, мысленно выругалась. Потом рассматривала его спящего… Вернее, она думала, что он спал. А он не спал. Сидел потом внизу за столом, ел яичницу и перебрасывался шутками с хозяйкой о бурной ночи, а ей подмигивал.

Ну, не подлец? И ей было… не по себе, что ли. Её мало что могло смутить в это мире. А Рикард смущал, и это ей совсем не нравилось, если не сказать больше. Это пугало.

Пожалуй, как только они вернутся в Лисс, надо будет исчезнуть тихо. Так, чтобы больше не встречаться с Рикардом никогда. Ни к чему это всё…

Что такое «это всё» Кэтриона не смогла себе объяснить.

— Уверена? — спросил Рикард, глядя на неё внимательно.

— Да.

И она ушла. В заросли облетающего бересклета и жимолости по ковру опавших листьев. Оглянулась, не идет ли он за ней. Но он остался с лошадьми.

С чего ей начать?

Туман утром поднялся выше, превратившись в низкие облака, и здесь было тихо. Так тихо, что, казалось, слышно, как падают капли с мертвых ветвей обгорелого дуба.

Она остановилась перед обвалившейся стеной дома, закрыла глаза и погрузилась в Дэйю.

Это место черно. Неподвижно, как блюдце с оливковым маслом. С серого неба падают редкие хлопья — воспоминания. Сейчас это всего лишь воспоминания леса, пытающегося срастить края этой страшной раны, заполнив её молодыми березками и осинками. Лес заботливо прячет старую боль под покрывалом листьев.