Кэтриона рухнула на землю, рассыпалась на части и взвилась вверх ласточкой. И никогда её полет в Дэйе не был таким стремительным, как в этот раз. Она жалась к земле, мчалась меж мертвых дубов и их корявых узловатых ветвей-рук с растопыренными пальцами сучьев, почти скользя по длинной траве, похожей на нити пепла, ныряя то вверх, то вниз, но он не отставал. Летел чуть выше, и она слышала, как щелкает его пасть, полная острых клыков, мелькают когти-лезвия, пытаясь сбить в полёте маленькую чёрную птичку. И по сумрачным полям разносится дикий рёв голодного зверя.
Её гнало безумие и страх, и осознание того, что выбраться отсюда она уже не сможет. Не успеет. Она зашла далеко, и ей просто не хватит времени и сил.
Колодец слишком глубок. Не колодец — бездна…
Зверь слишком силен, и это его территория.
А она была слишком самонадеянна.
Ветви цепляются за крылья, и она теряет счет времени, а силы совсем на исходе…
Ей не хватает воздуха. Потому что в Дэйе он недвижим, он горячий, влажный и похож на густую паутину, прилипающую к крыльям. Ей бы совсем немного, всего один восходящий поток, чуть-чуть ветра, который вынесет её на поверхность…
Дыхание Зверя совсем близко, и оно опаляет. Внутри у неё разгорается пламя, и она видит, как с перьев на крыльях срывается каплями кровь и превращается в жидкий огонь. Ей жарко, невыносимо жарко, лицо пылает, и лёгкие рвутся с хрипом. Она задыхается.
Сейчас она просто сгорит…
— Кэтриона! Очнись!
Голос приходит издалека. И это голос ветра.
— Очнись! Слышишь!
Ветер хлещет её по щекам, и он такой живительно прохладный…
— Кэтриона! Мать твою, очнись же! Очнись!
…ветер льется откуда-то сверху, и из последних сил она взмывает за ним и вливается в восходящий поток. Это он хлещет её по щекам, и она ловит его ртом, вдыхая глубже и глубже. Крылья наливаются новой силой и новым огнем. Совсем другим огнем. Неведомым ей прежде. Живительным и лёгким, и крылья поднимают её над серым лесом.
Сумрачные небеса Дэйи несутся ей навстречу, дымка тает, разрывается в клочья, и она выныривает на поверхность. Сзади долетает разочарованный яростный рев, и в самый последний момент, когда она уже не там, но ещё и не здесь, отчаянный рывок Зверя, и его коготь, самый длинный из всех, успевает зацепить её крыло и пройтись по нему лезвием.
Кэтриона с криком открыла глаза.
Она лежала на земле, на влажной листве среди развалин, и Рикард сидел рядом, обхватив её руками, тряс за плечи, и ее голова болталась из стороны в сторону. И щёки горели, и даже губы, и, казалось, что на них кровь…
— Слава Богам! — воскликнул Рикард, держа её за плечи и глядя в глаза.
Он испуган.
И внезапно он прижал её к себе со словами:
— Что это, мать твою, такое было?!
Голос не слушался, Кэтриона пошевелила рукой и прошептала:
— Больно…