Я загрузил текст-процессор и наполовину машинально набил абзац, тот самый, который во сне, и сначала даже не обратил внимания на то, что — получилось! А когда понял, попробовал напечатать тот, что должен был стоять перед ним, — снова все пошло как обычно. И тот, который следовал дальше — тоже не выходил. Этот процесс: я пытаюсь писать, но ничего не получается — напоминал кошмарный сон, вроде как бежишь, а с места не сдвигаешься, или кричишь, а тебя никто не слышит. И здесь: напечатаешь слово — и все, в голове сквозняк. А уберешь руки в карманы — снова все на месте.
Но этот-то абзац — я смотрел на экран, где красовалось мое творение — это я смог! Значит, тумблер в мозгах есть, надо только его найти.
Еще надо разыскать Москвина. Аккуратно у него все выведать; если он в сговоре с двойником — найти с ним общий язык, а если он сам ничего не подозревает — я же до сегодняшней ночи не знал, — то поискать способ перехватывать контрабанду. Не хоронить же себя заживо из-за того, что один засранец, состоящий из тех же атомов, что и я, хочет жить хорошо за мой счет!
Я позвонил Диме Александрову (мы с Лиз прозвали его «Бальмонтом», сходство было чисто внешнее) — он организовывал те «рыбные четверги» и знал координаты всех, кто там хоть раз появлялся. Его не было дома. Разумеется, день только начинался. Но сидеть и ждать до вечера невозможно. Внутри все зудело и жгло. Даже вторая половина мозга, в любой житейской буре преспокойно сочинявшая свои (мои!) истории, подключилась к решению проблемы, а это значило, что звезды сместились! И я бросился в «Августу».
Никто меня там не ждал. Да я бы и сам их в глаза не видел. Девица из технической редакции — моего возраста, но занимающаяся богопротивной работой и выглядящая соответственно — только губы поджала. Осведомилась, неужели я раньше срока выполнил задание.
— Увы, — изобразил я сожаление. — Но у меня случилось важное происшествие. Очень серьезное. Мне нужно поговорить с одним вашим автором. С Виталием Москвиным.
Конечно, не следовало выкладывать все карты этим убожествам. Тем более, что от них никакого толку — они даже фамилии авторов не все помнили. Это были настоящие редакционные крысы: перед их глазами маячили только тексты, и видели они в них только ошибки и опечатки. Но не знать Москвина, работая в этом издательстве — нонсенс. Он был звездой, благодаря ему «Августа» могла выпускать то, чего нельзя продать, но чем делают себе славу покровителя словесности. Думаю, что когда Москвин появлялся в этой конторе, они пачками высовывались изо всех дверей. Но мои дела с их святыней исключены. То же ответили бы и хозяин, и уборщица. Делай свое дело, сопляк.
— Мы не можем давать кому попало адрес такого известного человека. — Ее губы превратились в едва заметную линию.
— Может, я мог бы оставить записку; дело в том, что то, что я знаю, будет интересно ему. Уверен, он захочет поговорить со мной.
Невероятно, но она еще больше поджала губы. Вот-вот ее рот исчезнет навсегда! Впрочем, я об этом жалеть не стану. Ясно, что они не только не передадут, но и не возьмут записку. Меня следовало поставить на место. Да я и не знал, что написать. А потом, когда еще он захочет встретиться. А если существует сговор с двойником, то вообще не захочет, напротив, станет остерегаться.
— Ладно, не надо. — Я окончательно передумал. — Можно, я от вас позвоню?
На этот раз рот даже чуточку приоткрылся. Еще одна выходка, и меня с визгом выгонят. Или начнут уважать. Я набрал номер Димы Александрова, но опять никто не подходил. Я поблагодарил, как ни в чем не бывало, попрощался и вышел. Зуд внутри стал проходить. Да и к жжению можно привыкнуть.
Наступала реакция. Я спустился в метро и уселся в вагоне. Через минуту организм просто выключился — такого не случалось никогда. И тут-то появился он.
— Привет, братишка. Что ты засуетился, не пойму.
— Привет, — сказал я ему, как старому знакомому. — А как ты провел сегодняшнее утро?
— Дурак! — Он тоже был на пределе. — По большей части мы повторяем друг друга. Ты вынуждаешь меня дергаться, а мне это не нравится. Я уже жалею, что связался с таким недоумком, как ты. Все шло хорошо, а мне захотелось чего-нибудь остренького.
Я промолчал.
— Москвина можешь оставить в покое. Этот тупица не знает даже, как правильно пишется его фамилия. Я поставлял ему наши книжки так же, как брал у тебя — он ничего не подозревал.
— Мои книжки. Зачем?
— Что зачем? — Он на самом деле не понял.
— Зачем ты это делал? Когда ты крал их для себя — тут все ясно. В конце концов, это действительно отчасти твое. Но для чего ты возвращал их обратно в мой мир, да еще отдавал этому дерьму? Тоже остренького захотелось?
Двойник рассмеялся, но не расслабленно. Он действительно сожалел о начавшемся контакте.
— Ты угадал. Мне было очень скучно. Я сделал это моим маленьким бизнесом. Импорт-экспорт.