Альтернативная линия времени

Арчи был в полном восторге. Завтра это будет в разделе сплетен всех газет. Словно звезда телевизионного реалити-шоу двадцать первого века, он жаждал славы и приглашений на светские вечеринки, идущих рука об руку со скандальной репутацией.

– Что ж, полагаю, вам придется арестовать нас всех, – громко заявил Арчи. – Не сомневаюсь, комиссар полиции несказанно обрадуется, услышав об этом.

Комсток оглянулся на Эллиота, затем на полицейских.

– Еще ничего не кончено! Я предъявлю обвинения!

– Милости прошу, – сверкнул глазами Арчи. – Жду не дождусь возможности разорить вас в суде.

Моя головная боль прошла, пьянящее чувство разлилось по всему телу. Арчи делал то, на что мы не смели надеяться даже в самых дерзких мечтах, и его никчемные светские дружки всеми силами ему помогали. На одно торжествующее мгновение я позволила себе представить, как из происходящего сейчас идеальной, ровной дугой раскручивается история. Страсть «Четырех сотен» к сексуальным развлечениям бросит вызов законам о борьбе с непристойностью, носящим имя Комстока. А когда он лишится возможности люстрировать почту, информация о контроле рождаемости и абортах снова начнет свободно распространяться по всей стране. Как оказалось, нам с самого начала требовалось редактирование с танцовщицами хучи-кучи.

Я оглянулась на Морехшин. Та не скрывала широкой улыбки. Быть может, через несколько столетий, считая от настоящего момента, матки из ее времени станут полноценными людьми.

* * *

Страницы светской хроники воскресных газет были полны вульгарных карикатур и приукрашенных описаний событий прошлого вечера. Устроенная Арчи «гулянка» надлежащим образом осуждалась, называясь декадентской и не вполне пристойной, однако главной мишенью сплетен становился Комсток. Газеты высмеивали все, начиная с поношенного костюма и заканчивая акцентом. Его моральные требования объявлялись абсурдными, относящимися к эпохе до изобретения электричества. Джордж Бернард Шоу, придирчивый английский театральный критик, косвенно упомянул скандал в своем широко растиражированном эссе о том, как «комстокерство» разрушает американскую культуру. Морехшин с восторгом наблюдала за безжалостным уничтожением репутации Комстока. Сол и Арчи раздали щедрые чаевые всем, в том числе танцовщицам, оставшимся без призов.

На следующий день я по-прежнему не сомневалась в том, что мы достигли поворотной точки. Теперь против кампании морального очищения, начатой Комстоком, протестовала уже не какая-то «разъяренная толпа». Это были самые богатые и влиятельные люди Нью-Йорка, которые просто хотели приятно проводить время. Нам удалось вбить клин между «Четырьмя сотнями» и моралистом, зависевшим от них.

Возможно, мне было не суждено узнать о результате вчерашнего столкновения. Для этого мне нужно было вернуться в 2022 год, а я не могла этого сделать до тех пор, пока мы с Морехшин не отмотаем назад миллионы лет, чтобы разобраться с теми, кто по-прежнему пытался украсть у нас нашу историю.

До меня вдруг дошло, что мы, возможно, в последний раз видим Асиль, и я расстроилась, прощаясь с ней. Уставшие, но счастливые, мы встретились в ресторане гостиницы, чтобы позавтракать омлетом, рулетами и кусками мяса в желе, излюбленным блюдом той эпохи. Налив себе немного кофе, Морехшин задумчиво уставилась на него.

– Ты собираешься это выпить? – весело спросила Асиль.

– В ее время кофе не пьют, – попыталась объяснить я.

– Кое-кто пьет, – нахмурилась Морехшин. Она сделала маленький глоток. – Фу, какая гадость! Наверное, некоторые правила все-таки лучше не нарушать.

Мы рассмеялись, и я отметила, что Асиль больше не злится. Работа в магазине полностью устраивала ее, она издавала много музыки, выходящей за рамки обычной европейской ерунды.

– Какие у тебя планы насчет «Независимой музыкальной компании»? – спросила я.

– Мы с Солом долго беседовали вчера ночью, после того как все разошлись. Продажа нот приносит неплохой доход, и Сол хочет, чтобы я занялась организацией выступлений, подобных тем, что были в Чикаго. – У нее на лице появилось мечтательное выражение. – Можно было бы пригласить кое-кого из танцовщиц, выступавших в «Мидуэе», например, Салину, и устраивать шоу в залах по соседству. На Уобаш-стрит открывается несколько заведений.

– Это просто фантастика! «Алжирская деревня» живет!

Асиль кивнула.

– И я получила солидную прибавку в жалованье. Я могу купить собственный дом.

– Очень хорошо! – заговорила с набитым ртом Морехшин. – Дом – это очень важно. У моих сестер есть пословица: «Если у тебя есть собственность, ты сама не можешь стать собственностью».

Асиль вопросительно посмотрела на нас.

– Не знаю, правда ли это, но я, несомненно, буду чувствовать себя более надежно.

Мы обсудили, куда она собирается переехать и то, что Сол даст ей полную свободу в приглашении танцовщиц, и наконец настало время расходиться. Асиль направилась на железнодорожный вокзал, чтобы уехать в Чикаго, а мы пошли в порт. Нас ждало долгое путешествие.

* * *