Альтернативная линия времени

– Вы должны быть со мной полностью откровенны, Бет. Вы уже говорили, что ваш отец психически болен. Это ваши собственные слова. Существует какая-либо причина, по которой родители не могут о вас заботиться?

Не зная, что сказать, я уставилась на свои руки, стиснувшие деревянный стул.

– Отец жестоко обращается с вами?

Я залилась краской при мысли о том, как мой отец вел себя на битумных озерах Ла-Брея. А потом еще его ярость по поводу обуви в доме. Можно ли это считать жестоким обращением? Само выражение казалось мне какой-то крайностью, чем-то таким, после чего по всему телу остаются синяки.

– Отец вас бил? – попробовала еще раз юрист, уже мягче. – Или приставал к вам?

Ощутив прилив тошноты, я вспомнила ту ночь, о которой Тесс, как оказалось, ничего не знала. Может быть, ничего этого не было. Заерзав на стуле, я уставилась на муравья, ползущего по полу. Когда я заговорила снова, мой голос прозвучал чужим, донесшимся откуда-то издалека.

– Не знаю.

Юрист пододвинула мне папку.

– Если ваш отец жестоко обращается с вами, полагаю, у нас есть основания требовать отмены положения о несамостоятельности. Особенно если вы устроитесь на работу и покажете, что уже сами себя содержите. Предлагаю вам ознакомиться с этими документами и подумать, хорошо? – Я украдкой взглянула на нее, и она подалась ко мне. – Я не знаю, какая у вас ситуация дома, но, если вам понадобится помощь, я сделаю все возможное. Не бойтесь постоять за себя.

– Хорошо. Я посмотрю и напишу вам на электронную почту.

Запихнув папку в рюкзачок, я вышла на улицу, в невозможно прекрасный вечер. Ветер гнал по небу облака и разрушал поверхность планеты – так же, как делал это на протяжении миллионов лет.

* * *

«Киборг-полицейский» оказался правильным выбором. Фильм был ужасным по всем критериям, и после его окончания у нас появилось много причин для шуток. Мы сидели на скамейке у библиотеки и смотрели на студентов, проходящих в конусах света от фонарей. Закурив, я принялась считать, сколько сцен было содрано с «Робокопа» и «Терминатора».

– И еще, действие фильма происходит на Карибских островах, но почему совсем нет чернокожих? Всех негров что, превратили в белых киборгов? – Я покачала головой, и Хамид рассмеялся.

Но затем он стал серьезным.

– Если честно, я думал, после того, что произошло в прошлом году, ты больше никогда не захочешь со мной говорить.

Выпустив длинную струю дыма, я попыталась выразить словами все то, о чем думала много месяцев.

– Понимаю. Я напрасно порвала с тобой. Я хочу сказать… Ты не сделал ничего плохого. – Загасив сигарету, я подняла взгляд на луну, чтобы не смотреть Хамиду в лицо. – Но ты собирался возвращаться в университет, я тебя почти не знала, вот я и подумала, что лучше будет просто разбежаться, понимаешь?

– Ты меня почти не знала! Мы же… Мы же были друзьями. Ты говорила, что я тебе нравлюсь!

– Ты мне правда нравишься. Очень. Вот почему мы здесь, правильно? – Я ткнула плечом ему в плечо. – Но тогда я делала много глупостей. Мне нужно было разобраться с тем дерьмом, в котором я оказалась.

– О чем ты? Каких еще глупостей? Ты перестала разговаривать со мной. Хитер сказала, что ты хочешь притвориться, будто я умер.

Я на самом деле сказала что-то в таком духе, вскоре после того как мы убили мистера Расманна.

– Честное слово, я очень сожалею. Я…

– Пыталась разобраться, что к чему. Точно. – Хамид лепетал, и я вдруг поняла, что в какой-то момент его настойчивость выварилась в поражение.

– Больше этого не повторится, хорошо? Я приняла решение… попытаться изменить линию времени к лучшему. Даже несмотря на то что никто не знает, как работает история. – Взяв Хамида за плечи, я заглянула ему в лицо. – Можно тебя поцеловать?

Кивнув, он подождал, когда я склонюсь к его губам. И лишь затем меня обнял. Мы вернулись в мое общежитие, держась за руки, ничего не говоря.

У меня из мыслей не выходило то, как Хамид отвез меня в клинику делать аборт, когда вернулся из «Диснейуорлда». Теперь мне было как-то странно оглядываться на это: казалось, мои воспоминания разбились вдребезги и соединились из осколков. Воспроизводя в памяти цвета и звуки того времени, я чувствовала, будто они нашиты на какую-то другую последовательность событий. Я вздрогнула, гадая, имеет ли это какое-то отношение к самоубийству, о котором я ничего не помнила.

Тогда, подходя к центру планирования семьи, мы столкнулись с группой уродов, протестующих против абортов. Женщина в футболке с надписью «Иисус спасает» держала в руках мешок с обломками кукол, вымазанных красной краской. Она бросила в меня несколько пластиковых рук, а толпа принялась скандировать: «Убийство! Убийство! Убийство!» Я опустила взгляд на асфальт под ногами, сосредоточившись на происхождении глины и мела, из которых он состоял. И тут Хамид, не замедляя шага, поймал летящую окровавленную руку и сделал вид, будто ест ее.

– На вкус совсем как курица!

С трудом сдержав улыбку, я открыла стеклянную дверь. Жест Хамида вызвал у протестующих энергичную версию христианского гимна «О, благодать», а меня внезапно охватил дух панк-рока.