– АБОРТЫ РАЗРЕШЕНЫ ЗАКОНОМ, ЧТОБ ВЫ ЗНАЛИ! – крикнула я. – А ВЫ ЗАСТРЯЛИ В 50-Х!
Отповедь была не ахти, но Хамид рассмеялся. Хлопнув дверью, я прошла в фойе, и секретарша в регистратуре, с пурпурной прядью в волосах, записала меня на прием. Сам аборт явился чередой заботливых, дружелюбных лиц, вопросов о том, удобно ли мне, и благодатно действенных обезболивающих. Когда я вернулась в приемную, испытывая легкое головокружение, Хамид помог мне пройти к машине, после чего катал меня до тех пор, пока я полностью не пришла в себя, чтобы можно было вернуться домой.
Хамид был прав: я действительно знала его тогда, и он мне определенно нравился. Однако после того дня я никак не могла совладать с собой. У меня из головы не выходили кровавые причуды Лиззи и непрекращающиеся угрозы со стороны отца. Я не была готова к еще одному слою чувств, особенно после того как нам пришлось вдвоем разбираться с абортом. События развивались слишком напряженно и слишком быстро. Чем больше я размышляла о том, какой была тогда, тем меньше могла представить себе место Хамида в моем прошлом.
Однако сейчас в моей жизни было место для него. Резко остановившись, я поцеловала Хамида в щеку.
– Это за что? – улыбнулся он.
– Я подумала, как было бы здорово, если бы мы познакомились сейчас, а не тогда. Мы сможем притвориться? Ну, что я наткнулась на тебя в «Пончиковой Стэна» и мы решили, что нам определено судьбой посмотреть вместе «Киборга-полицейского»?
Лицо Хамида стало серьезным.
– Думаю, попробовать можно. Особенно если на следующей неделе мы посмотрим вместе «Короткие истории».
– Этот фильм тоже про суперсолдат?
– Вероятно. Или про динозавров. Вообще-то, Роберт Олтман[72]
предпочитает динозавров. – И Хамид снова поцеловал меня, так, что это показалось мне знакомым и в то же время не похожим на все то, что было в истории нашей планеты.Я тянула с эссе до последнего и села за него только в воскресенье вечером. Ничего страшного. Я не лягу спать, утром сдам экзамен, и дальше можно будет завалиться на весь день. Промежуточные экзамены почти закончились, и в коридорах общежития стояла непривычная тишина. Роза куда-то ушла, поэтому я включила новый альбом «Шиканистов», чтобы наполнить комнату чем-нибудь более вдохновляющим, чем стук пальцев по клавиатуре.
Меня по-прежнему не покидало прочно поселившееся раздражение тем, что никто понятия не имел, как работает история. Именно это чувство, в большей степени, чем кофеин и сигареты, помогло мне продержаться на плаву всю ночь. Я осознавала, что после разговора с Анитой моя точка зрения изменилась. И не то чтобы я перестала верить в теорию о роли личности, однако теперь я видела, что каждый выдающийся человек на самом деле являлся крошечной частицей чего-то значительно большего: общественного движения, организации, а может быть, группы не связанных между собой людей. Быть может, единственным существенным отличием между теориями о выдающейся личности и коллективных действиях было то, что у великого человека были последователи, а не круги по интересам.
В школе нас учили, что для изменения истории требуются масштабные сражения и главы государств. Но к половине восьмого утра я поняла, что это не так. Я перечитала заключительные строки своего эссе, напечатанного на лазерном принтере, прежде чем опустить его в ящик перед кабинетом Аниты:
Коллективные действия означают, что любой человек, совершая что-то незначительное и личное, также может изменить историю. Даже если это сводится лишь к тому, чтобы изучать древние камни или слушать друга.
Две недели спустя мы с Хамидом лежали обнявшись на моей койке, а Роза занималась в коридоре. Мы с ним проводили вместе много времени, и я уже начинала подумывать, что, может быть, он мой парень. Пожалуй, сейчас было самое подходящее время для того, чтобы завести «разговор». Глядя на Хамида, я размышляла, как получше сформулировать вопрос о наших отношениях, не прибегая к штампам.
– Бет, я хочу спросить тебя о чем-то очень важном, можно?
Похоже, я напрасно ломала голову над тем, как начать «разговор».
– Конечно. В чем дело? – Кивнув, я поцеловала Хамида в подбородок.
– Помнишь, как ты сказала, что в прошлом году оказалась в дерьме и потому перестала со мной общаться?
Я поймала себя на том, что у меня напряглись мышцы плеч.
– Да.
– Что с тобой случилось? Я знаю, что ваша дружба с Хитер также расклеилась. Ты можешь не говорить, если это что-то очень уж личное, но… Я правда хочу лучше тебя понять. Для меня это очень важно.
Собравшись с духом, я начала в шутливой форме говорить, что мои подруги стали серийными убийцами. Затем я уклончиво заметила, что порой родители оказываются худшими врагами. И, наконец, незаметно для себя перешла к тому, о чем до сих пор рассказывала лишь себе и мысленно.