Читаем Альтруисты полностью

– Нет.

Артур вырубил двигатель:

– В смысле?

– Нет. Ты ошибаешься. Они не оживляют дом. По-моему, все ровно наоборот.

– Что ты такое говоришь?

– Я все знаю. Знаю, что там случилось.

Артур напрягся:

– Поясни.

– Я знаю про мух, пап! И про сонную болезнь!

Ее слова повисли в воздухе. Артур откашлялся:

– Итан тоже знает?

– Нет. Но должен бы. Не понимаю, как ты с этим живешь! Серьезно. Столько бед натворил… Наслал чуму на целую деревню – пусть и ненарочно, – а потом просто взял и уехал. Безнаказанно…

– Безнаказанно? – перебил он. – Безнаказанно?! А тебе не приходило в голову, что с тех пор я сам себя казню – каждый божий день?

– Это не одно и то же!

– Знаю, что не одно и то же! Знаю, черт подери! Я ждал кары всю жизнь! Каждое утро я просыпался и прислушивался… – Он хлопнул в ладоши. – Но нет! Ничего не менялось! Я по-прежнему чувствовал себя последним гадом! Но вот что я тебе скажу, дорогая моя. Когда день расплаты наконец настанет, приговор выносить будешь не ты. Можешь что угодно обо мне думать, таить на меня любые обиды, но ради бога – не суди меня за это! Ты просто не имеешь права. Тебя там не было.

Мэгги приросла к сиденью. Она и раньше слышала, как отец орет, но такого надрыва и самобичевания прежде за ним не замечала.

– Пойдем, – помотав головой, сказал он. – Давай постараемся не испортить утро.

Мэгги выглянула в окно. Она была так поглощена его историей, что даже не смотрела, куда они едут.

Приют для бездомных животных «Будущий друг» расположился в районе Хилл – итальянском квартале с пекарнями, церквями и пожарными гидрантами, раскрашенными в итальянский триколор. На углу Уилсон- и Маркони-стрит возвышалась во всем своем кирпично-терракотовом великолепии римско-католическая церковь Святого Амвросия. В миле от нее находился парк Саблетт, где некогда работал Женский дом призрения – в XIX веке там лечили и обучали необходимым для жизни навыкам проституток.

Мэгги хорошо знала эти места: в юности она почти все свободное время проводила в приюте, вмещавшем около четырехсот бездомных животных (кроме того, там проводили недорогие операции по кастрации/стерилизации и бесплатно раздавали малоимущим корм для животных). Она с детства была неравнодушна к зверью, особенно к собакам. (Кошки – слишком самовлюбленные, критичные и независимые, слишком похожие на людей – не отвечали Мэгги взаимной любовью, а значит, и возиться с ними не стоило. Кроме того, они были чересчур умные, а Мэгги, дитя университетского профессора, ум не ценила.) Собаки были ее слабостью, ахиллесовым животным: одним взмахом глупого, пушистого хвоста они вмиг рассеивали ее черную тоску.

Долгие годы она работала волонтером в приюте: каждое воскресенье приезжала туда кормить, ласкать и развлекать бездомных псов. Однако нагрузка в университете и растущий интерес к людским страданиям не позволили ей заниматься этим и дальше. Она скучала по зверям. В Дэнфорте ее общение с животными ограничивалось контактным зоопарком, который открывался в кампусе во время сессий – для снятия студенческого стресса. В Риджвуде у нее был только Цветик, несчастный лабрадор семьи Накахара, сутками напролет сидевший в своем захламленном углу.

Вслед за отцом Мэгги вошла в приют. Факт признания им своей вины ставил ее в непростое положение. Как можно стыдить того, кто и сам прекрасно себя стыдит? Артурово самобичевание лишало ее удовольствия, которое она получала, бичуя его. Где этот человек пропадал всю жизнь? И зачем они приехали в приют?

Когда дверь за ними захлопнулась, с потолка на входе посыпалась штукатурка. Администратор за стойкой – женщина с кучерявыми волосами – извинилась перед ними за разруху.

Мэгги вздохнула. «Будущему другу» давно и катастрофически не хватало средств: приходилось сражаться за гранты и пожертвования с двумя другими приютами, расположенными неподалеку. Пару лет назад один из них (проводивший эвтаназию тем бездомным животным, которых никто не брал) распространил по району клеветнические листовки: мол, «Будущий друг» отмывает деньги. Да было бы что отмывать! «Господи, – подумала Мэгги, вспоминая ту историю, – на что только не идут люди ради возможности душить собак».

– Меня зовут Артур Альтер. Я вам звонил – говорил с Сюзанной…

– Да, это я.

– А, здравствуйте! – Он как-то жутко улыбнулся. – Вы говорили, что нам с дочерью можно у вас поработать…

– Да-да.

– Тогда рассказывайте, что делать.

Она открыла ящик, достала оттуда две собачьи расчески и положила их на стойку. То были комбинированные щетки: с одной стороны металлические зубья, с другой – щетина.

– Для новичков у нас не так много работы, – сказала Сюзанна. – Начнем с самого простого. Ступайте к вольерам и по очереди вычесывайте всех зверей. У нас много линяющих собак, а они должны выглядеть презентабельно, опрятно и супермило, чтобы их захотелось забрать домой сразу и навсегда. – Она улыбнулась, и на ее круглых румяных щеках словно поселились солнечные зайчики.

– А я не новичок, – сказала Мэгги. – Я здесь раньше работала.

– Правда? – смутилась женщина. – Что-то не узнаю вас.

Перейти на страницу:

Все книги серии Большой роман

Я исповедуюсь
Я исповедуюсь

Впервые на русском языке роман выдающегося каталонского писателя Жауме Кабре «Я исповедуюсь». Книга переведена на двенадцать языков, а ее суммарный тираж приближается к полумиллиону экземпляров. Герой романа Адриа Ардевол, музыкант, знаток искусства, полиглот, пересматривает свою жизнь, прежде чем незримая метла одно за другим сметет из его памяти все события. Он вспоминает детство и любовную заботу няни Лолы, холодную и прагматичную мать, эрудита-отца с его загадочной судьбой. Наиболее ценным сокровищем принадлежавшего отцу антикварного магазина была старинная скрипка Сториони, на которой лежала тень давнего преступления. Однако оказывается, что история жизни Адриа несводима к нескольким десятилетиям, все началось много веков назад, в каталонском монастыре Сан-Пере дел Бургал, а звуки фантастически совершенной скрипки, созданной кремонским мастером, магически преображают людские судьбы. В итоге мир героя романа наводняют мрачные тайны и мистические загадки, на решение которых потребуются годы.

Жауме Кабре

Современная русская и зарубежная проза
Мои странные мысли
Мои странные мысли

Орхан Памук – известный турецкий писатель, обладатель многочисленных национальных и международных премий, в числе которых Нобелевская премия по литературе за «поиск души своего меланхолического города». Новый роман Памука «Мои странные мысли», над которым он работал последние шесть лет, возможно, самый «стамбульский» из всех. Его действие охватывает более сорока лет – с 1969 по 2012 год. Главный герой Мевлют работает на улицах Стамбула, наблюдая, как улицы наполняются новыми людьми, город обретает и теряет новые и старые здания, из Анатолии приезжают на заработки бедняки. На его глазах совершаются перевороты, власти сменяют друг друга, а Мевлют все бродит по улицам, зимними вечерами задаваясь вопросом, что же отличает его от других людей, почему его посещают странные мысли обо всем на свете и кто же на самом деле его возлюбленная, которой он пишет письма последние три года.Впервые на русском!

Орхан Памук

Современная русская и зарубежная проза
Ночное кино
Ночное кино

Культовый кинорежиссер Станислас Кордова не появлялся на публике больше тридцати лет. Вот уже четверть века его фильмы не выходили в широкий прокат, демонстрируясь лишь на тайных просмотрах, известных как «ночное кино».Для своих многочисленных фанатов он человек-загадка.Для журналиста Скотта Макгрэта – враг номер один.А для юной пианистки-виртуоза Александры – отец.Дождливой октябрьской ночью тело Александры находят на заброшенном манхэттенском складе. Полицейский вердикт гласит: самоубийство. И это отнюдь не первая смерть в истории семьи Кордовы – династии, на которую будто наложено проклятие.Макгрэт уверен, что это не просто совпадение. Влекомый жаждой мести и ненасытной тягой к истине, он оказывается втянут в зыбкий, гипнотический мир, где все чего-то боятся и всё не то, чем кажется.Когда-то Макгрэт уже пытался вывести Кордову на чистую воду – и поплатился за это рухнувшей карьерой, расстроившимся браком. Теперь же он рискует самим рассудком.Впервые на русском – своего рода римейк культовой «Киномании» Теодора Рошака, будто вышедший из-под коллективного пера Стивена Кинга, Гиллиан Флинн и Стига Ларссона.

Мариша Пессл

Детективы / Прочие Детективы / Триллеры

Похожие книги

Адриан Моул и оружие массового поражения
Адриан Моул и оружие массового поражения

Адриан Моул возвращается! Фаны знаменитого недотепы по всему миру ликуют – Сью Таунсенд решилась-таки написать еще одну книгу "Дневников Адриана Моула".Адриану уже 34, он вполне взрослый и солидный человек, отец двух детей и владелец пентхауса в модном районе на берегу канала. Но жизнь его по-прежнему полна невыносимых мук. Новенький пентхаус не радует, поскольку в карманах Адриана зияет огромная брешь, пробитая кредитом. За дверью квартиры подкарауливает семейство лебедей с явным намерением откусить Адриану руку. А по городу рыскает кошмарное создание по имени Маргаритка с одной-единственной целью – надеть на палец Адриана обручальное кольцо. Не радует Адриана и общественная жизнь. Его кумир Тони Блэр на пару с приятелем Бушем развязал войну в Ираке, а Адриан так хотел понежиться на ласковом ближневосточном солнышке. Адриан и в новой книге – все тот же романтик, тоскующий по лучшему, совершенному миру, а Сью Таунсенд остается самым душевным и ироничным писателем в современной английской литературе. Можно с абсолютной уверенностью говорить, что Адриан Моул – самый успешный комический герой последней четверти века, и что самое поразительное – свой пьедестал он не собирается никому уступать.

Сьюзан Таунсенд , Сью Таунсенд

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее / Современная проза
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее