Алые Евангелия (ЛП)

Все двери были крепко заперты изнутри или закрыты на замок, но это не было проблемой для Гарри, его решение для подобных затруднений всегда заключалось в старомодной грубой силе. Он выбрал одну из заколоченных дверей и оторвал несколько деревянных досок. Дело выдалось шумным и грязным, и если бы здание охранялось, о чем извещали несколько знаков, расположенных на видных местах, сторожа бы непременно сбежались на звуки. Но, как он и подозревал, знаки оказались чушью собачьей, и он был предоставлен самому себе без каких-либо сторонних помех. В течение пяти минут после начала работ он оголил дверь от досок и взломал замок, который был скрыт ими.

— Хорошая работа, парень, — сказал он себе, заходя внутрь.

Гарри достал мини-фонарик и посветил в помещение. Он увидел, что все, что отличало скромный элегантный интерьер вестибюля, в котором теперь стоял Гарри, — декоративный узор на зеркалах, гравировка по плитке под ногами и форма светильников — было уничтожено. Было ли разрушение результатом грубой попытки оторвать плитку для перепродажи и снять зеркало и светильники в целости с той же целью, или место просто было сокрушено накачанными наркотиками вандалами, которым нечем было заняться, результат был один и тот же: хаос и обломки вместо порядка и назначения.

Пройдя к лестнице по осколкам стекла и плитки, он начал подниматься. Очевидно, были более простые пути проникнуть в здание, чем открывать одну из дверей, как это сделал он, потому что резкий запах человеческой мочи и застаревшая вонь фекалий усиливались по мере того, как он поднимался. Люди использовали это место в качестве туалета, а возможно и для сна.

Он ослабил хватку на рукоятке револьвера, уютно уложенного в кобуру, на всякий случай, если окажется, что ему придется обсуждать жилищное право с какими-нибудь раздраженными арендаторами. Хорошая новость — его татуировки не проявляли ни каких признаков беспокойства. Ни зуда, ни спазма. Очевидно, выбор прибежища Нормой оказался толковым. Не самое благоприятное для здоровья окружение, но если оно надежно скрывало ее от неприятеля и его агентов, то Гарри не испытывал беспокойства.

Раньше офис доктора Кракомбергера был под номером 212. Шикарный бежевый ковер, покрывавший проход, ведущий к нему, был свернут и убран, остались только голые доски. Гарри морщился при каждом втором-третьем шаге, когда одна из них скрипела. Наконец, Гарри подошел к двери своего бывшего психиатра и подергал ручку, ожидая, что дверь будет заперта. Дверь покорно открылась, и Гарри предстала очередная сцена вандализма. Выглядело так, как будто кто-то приложился кувалдой к стенам внутри.

Он рискнул позвать: — Норма? Потом продолжил: — Норма? Это Гарри. Я получил твое сообщение. Знаю, что пришел рано. Ты здесь?

Он вошел в офис Кракомбергера. Книги в целости и сохранности выстроились шеренгами вдоль стен, хотя было очевидно, что в какой-то момент все они были сняты с полок, свалены в кучу и использованы для разведения костра по середине комнаты. Гарри присел на корточки рядом с импровизированным очагом и проверил пепел. Он был остывшим. Ничего более не обнаружив, Гарри заглянул в личный туалет Кракомбергера, но он был так же разгромлен, как и все остальное помещение. Нормы тут не было.

Но она направила Гарри сюда не просто так; в этом он был уверен. Он случайно взглянул на туалетное зеркало и увидел небрежно проведенную на закопченном стекле стрелку. Она указывала вниз — на нижние этажи. Норма оставила ему след из хлебных крошек. Гарри вышел из офиса, где столько лет назад встретил своего незрячего друга, и направился в подвал.

14

Клуб только для своих, когда-то занимавший подвал давно позабытого здания, предназначался для элитны Нью-Йорка с более экстравагантными запросами, чем те, что можно было бы удовлетворить в секс заведениях, когда-то располагавшихся вдоль Восьмой авеню и 42-й улицы. Гарри увидел его в действии только краешком глаза много лет назад, когда его нанял владелец здания — некто Джоэл Хинц — для оказания услуг детектива в отношении его жены.

Несмотря на то, что Хинц руководил заведением, посвященным гедонизму любого рода, прямо под ногами у городских законодателей, он был глубоко консервативным человеком в своей личной жизни и был искренне огорчен, когда начал подозревать свою жену в неверности.

Гарри провел расследование и примерно недели через три принес подтверждение в виде инкриминирующих фотографий г-жи Хинц огорченному г-ну Хинцу в большом конверте из оберточной бумаги. По просьбе Хинца его помощник Дж. Дж. Фингерман провел Гарри в клуб, принёс ему выпить и провел краткую экскурсию по заведению. Это было настоящим откровением: бандаж, бичевание, порка, урофилия — клуб предлагал многообразие извращений, практиковавшиеся мужчинами и женщинами, большинство из которых были одеты в костюмы, декларировавшие их особые наклонности.