Алые маки на серых скалах

— Куда же ты денешься? На фронт? Ну, ну… Тогда давай оттуда в газету информируй. Пиши о героизме наших бойцов.

— Нет, Иосиф, я еду в Баку, увидеться скоро едва ли придется… Зато потом, когда весь Кавказ будет советским, ты напечатаешь мои воспоминания в «Красном воине». Идет? А теперь до такой же счастливой встречи!

— Вот как? В глубокий тыл? Есть повод? Назначение? Ты уже член партии?

— Есть повод! Член партии! Давай, давай еще вопросы, неугомонный, невыносимый ты человек! Да, дважды слушала Ленина, стояла от него совсем близко! Все, товарищ! Интервью редактора самой передовой, самой замечательной газеты «Красный воин» Иосифа Лазьяна с бывшим литсотрудником этой же газеты Асей Папян закончено. — С этими словами Ася поцеловала Галю, затем потянулась к Лазьяну и неожиданно чмокнула его в щеку. Последнее, что она увидела, прежде чем повернуться к ним спиной и убежать, была моргавшая ресницами сестренка и озадаченно улыбавшийся Лазьян.

7

7 ноября, во вторую годовщину Великой Октябрьской революции, рыболовецкая шхуна «Гурьевка» подняла паруса. Задолго до рассвета покинули берега Астрахани, боясь привлечь к себе чье бы то ни было внимание. Каспий, кроме Астрахани, весь был опоясан вражьей цепью интервентов, белогвардейцев, буржуазных националистов… Деникинские военные суда базировались в Петровском порту, совсем близко…

В бледном рассеянном свете надвигающегося утра было что-то торжественное, хотя в смутных очертаниях горизонта чудилась затаившаяся угроза. Но постепенно небосклон начал розоветь. К тому времени, как солнце поднялось высоко, из края в край затеплилось и засияло море.

Теперь трудно было поверить, что шхуне угрожает опасность. Однако осторожности ради камовцы соблюдали тишину: ни смеха, ни говора. Только глухой рокот волн нарушал царившее вокруг безмолвие.

День прошел в напряжении. Ночью двигались, не зажигая огня, в абсолютной темноте…

Асе не сиделось на месте. Она выскальзывала на палубу и неотрывно смотрела, как под луной перед шхуной серебрилась широкая дорога, а звезды на темно-синем небе казались огромными и очень близкими — вот-вот окунутся в море.

Эх, плыть бы да плыть по этому бескрайнему простору и ни о чем не думать! Но гнетущее ожидание возможной катастрофы висело над шхуной. Доберутся ли благополучно до места?

— Мы рыболовы, — говорил Камо. — Но если нас захотят задержать деникинские сторожевые суда, мы спокойно приблизимся и забросаем бомбами все их огневые точки на палубе. И судно наше!

Все верили в этот дерзкий вариант и были готовы его исполнить.

Ну, при крайней необходимости надо было взорваться вместе с врагами: отряд не намерен был сдаваться в плен…

В одну из ночей у берегов Дербента, занятого белыми, замелькали огни сторожевого крейсера деникинцев. К счастью, туман прикрыл море густой завесой, и «Гурьевка», не замеченная противником, изменив курс, успела скрыться.

Днем море было спокойное. А ночью начался шторм. Волны огромной стеной поднимались, и бедное суденышко то вдруг оказывалось на высоченном гребне, то будто проваливалось в кипящую бездну.

На палубе все трещало и скрипело. Но шхуна на удивление стойко выдерживала натиск бури и неслась вперед.

Настроение в отряде было под стать шторму — боевое. Мужество моряков во время шторма было беспримерным — Сергей Миронович знал, кого подбирал в команду.

Еще перед отплытием из Астрахани Камо распределил роли для своих бойцов. Разин по паспорту являлся сыном купца 1-й гильдии Куликова. Миша Манучаров тоже играл роль купца, а Ася считалась его женой. Манучаров играл свою роль превосходно. Сказывалась старая закалка подпольщика — он ведь был в партии с девятьсот шестого года! Ему уже исполнилось тридцать семь…

Страдая во время сильной качки морской болезнью, новоявленный «купец», чтобы подбодрить себя и не казаться смешным, истошно кричал с нарочитым кавказским акцентом:

— Эй, жена, Асмик! Помоги мнэ! Пожалуй меня!

Ася снисходительно улыбалась, а ребята заливались смехом.

Миша тем временем под шумок справлялся с очередным приступом: его рвало до потери сознания. Зато как только приходил в себя, снова театрально закатывал глаза и вопил:

— Ну что ты за жэна, почему не помогаишь, а? Муж вот-вот дух испустит, а она стоит как мадонна, пальцем не шелохнет. Как приедем в Баку, разведусь! Возьму жену помоложе или гарем заведу.

Больше всех его шутки забавляли матросов. Один из них, Василий, откровенно любовался Асей и то и дело говорил:

— А что? Неплохо иметь на самом деле такую жену. Ей-ей, писаная красавица!

— Писаная — неписаная, а за красавицу сойдет! — снисходительно сочувствовал ему Миша Манучаров. — Я за ней ухаживать права не имею, а ты из команды, ты имеешь. Валяй, делай ей предложение, пока Саша Цулукидзе не уведет ее из-под твоего носа.

Асю смешили и обижали эти шутки. Неужели ни на миг нельзя забыть, что она девушка? К тому же, могли бы предположить, что ее сердце уже занято. «Эх, Цолак-джан, где ты? Жив ли?» — с приближением к Баку Ася все больше и больше проникалась надеждой на скорую встречу с любимым человеком…