— Для настоящего человека нет ничего хуже, чем жалость других, — убежденно сказала Аня Новикова. — Жалеть надо только детей!
— А я думаю, жалость хорошее чувство… Вовремя человека пожалеть — значит, уберечь его от бед. Разве это плохо? — возразила Ася.
— Для мужчин — плохо! — отрезала Аня Литвейко.
Все вопросительно посмотрели на Кирова, ожидая, что же он скажет. Он это видел, но ответил, чуть помедлив.
— Смотря как выразить жалость, — наконец сказал он. — Если это искреннее сочувствие, желание прийти на помощь, подать товарищу руку — это прекрасно. А если это преподнесено как снисходительная уступка сильного слабому — это, конечно, унизительно.
Сергей Миронович с улыбкой оглядел лица бойцов.
— Да, ершистые вы ребята… Дотошные. До всего вам надо докопаться… И это чудесно! Таким и должен быть настоящий коммунист.
Дальше — больше. В ходе разговора и Асе пришлось кое-что сказать о себе. Узнав, что она коренная бакинка, Сергей Миронович попросил рассказать немного о бакинских комиссарах, о тех, кого она лично знала. Потом задумчиво произнес:
— Каких героев погубили враги! Я тоже знавал кое-кого из них… Приходилось видеться и со Степаном Шаумяном. Умнейший, образованнейший был человек! И до самозабвения преданный большевик, — сказал Киров.
По просьбе бойцов он коротко рассказал и о себе. Оказалось, что он тоже, как Филипп, рано осиротев, остался на руках старой бабушки. А с семи лет его отдали в приют. Потом окончил Уржумское городское училище и за хорошую учебу был направлен в Казанское техническое училище.
Кирову было всего восемнадцать лет, когда он вступил в партию, а уже в девятнадцать, в 1905 году, был избран членом Томского комитета РСДРП. С тех пор он профессиональный революционер, долгие годы постоянно подвергался преследованиям, арестам, ссылкам…
Всего несколько часов провели в тот день камовцы вместе с Кировым, а расставаться не хотелось. Запали в сердце слова Сергея Мироновича о том, что коммунистом должен быть честный, благородный человек, с огромной внутренней тревогой за дело партии, должен работать без шумихи и успокоенности, должен помнить, что буржуазия тоже борется с тем же лозунгом: «Смерть или победа!» Поэтому буржуазный строй добровольно не уйдет.
Сергей Миронович имел привычку во время разговора испытующе смотреть в лица своих собеседников, делая паузы и как бы ожидая отклика на свои слова.
— Все это так, — в одну из таких пауз задумчиво сказал Роман. — На фронте все ясно: ты лицом к лицу с врагом. А вот в тылу трудно разобраться, кто враг, кто друг! Видишь, к примеру, рабочего человека: руки у него мозолистые, а копнешь, вся душа пропитана ненавистью к Советской власти. Вот и думай, с чего бы это? А другой смотришь, мещанин, в разных фигли-мигли, манжетах. Да и не беден… А сам не прочь с оружием идти за бедных. Встречал я таких немало! В чем же дело?
— Ну, браток, это ты детские вопросы задаешь! — подал реплику Филипп. — Разве в этом дело? Да я врага насквозь вижу, пусть он нищим в лохмотьях передо мной прикинется!
— Верно говорит Филипп! — поддержали его многие.
— А если так, почему же он сам под любой одеждой носит матросскую тельняшку? Значит, и в одежде есть смысл, — возразил Ян Абол.
— Постойте, но разве в самом деле одежда и манеры не классовый признак? Не станет же богач, привыкший в шелка наряжаться, рванину носить? И моряк никогда не расстанется с тельняшкой, если он настоящий моряк, — взволнованно заговорила Новикова.
— А вот тебе придется в шелках и в бархате ходить, чтобы замаскироваться. Ну как? — отпарировала Аня Литвейко.
Поднялся шум. Каждый горячо утверждал свое, не давая себе труда вникнуть в сущность спора. Киров, сосредоточенно куря, казалось, весь был поглощен созерцанием дыма папиросы. Однако и он и Камо внимательно слушали бойцов, наслаждаясь их наивными суждениями.
Ася в отличие от других ребят молчала. Она вспоминала свои кружевные воротнички, вспоминала, как она и ее подруги по гимназии тянулись к прекрасному. Хотелось красивых нарядов, цветов, музыки, поэзии, искусства. И, чего греха таить, любви, которая глубоко запрятана в сердце.
— А вы как думаете? Все говорят, а вы что-то ушли в себя? — обратил на девушку внимание Киров. Ася встрепенулась и растерянно посмотрела на товарищей, которые, как только заговорил Сергей Миронович, перестали спорить.
— Это Сатана, Ася Папян, — сказал Роман. — У нее есть такая привычка — отклоняться. Держу пари: она в это время втихую обдумывала все «за» и «против» и сейчас нас удивит своей хитроумной речью.
Эта шутка Разина, да еще в присутствии Кирова, совершенно обескуражила Асю. Никогда, ни при каких обстоятельствах она не хитрила, была всегда предельно искренна! Только одна черта ее характера — сдержанность — отличала ее от подруг по отряду: Ани Литвейко и особенно Ани Новиковой, которая гордилась тем, что умеет резать правду матку в глаза. Что же она скажет сейчас товарищам?