Снова гляжу на Соколову, мысленно подбирая слова, но внезапно случается самое страшное – по девичьим щекам начинают бежать слезы… что окончательно выбивает меня из колеи. Не понимаю, как себя вести. Какая реакция будет уместна? Обнять? А что, если усугублю? Сказать: «Все хорошо…» Но ведь ни фига – ничего не хорошо! Девушка пережила насилие, и пусть я подоспел вовремя, шрам на психике есть, с ним уже ничего не поделаешь!
Черт!
Водитель принимается недвусмысленно ерзать, постукивая пальцами по рулевому колесу. Нужно действовать, но у меня каша в голове и в сердце – из опасений, сомнений и рвущих душу на части сожалений.
Сколько ехать до отеля Соколовой? Полчаса, час?.. Пробки поутихли, зато дождик, похоже, превращается в ливень. Долго. Еще и Джим… Вдруг Маша не хочет, чтобы он знал о случившемся? Как поступить… Как?..
В итоге не нахожу ничего лучше, чем назвать адрес квартиры, ключи от которой вручил секретарь Чон. Жилой комплекс в пятнадцати минутах, можно и пешком добраться. Напою девушку горячим кофе, позволю привести себя в порядок.
Отойдет и решит, куда ехать дальше, а я уж подсоблю.
Машина трогается.
Жмусь к двери, опасаясь навредить близостью (может, у девушки теперь острая непереносимость мужчин), но неожиданно чувствую холодные пальцы на тыльной стороне ладони.
Замираю, упирая взгляд в подголовник переднего пассажирского кресла. Мария дотронулась до меня… Коснулась! Случайно? Сейчас отшатнется?.. Стоит ли в ответ взять за руку или лучше не двигаться?.. Посмотреть на Машу? Или… Нет, Соджин, сиди смирно, будто ничего не случилось!
И когда пальцы уже начинает сводить судорогой от напряжения, Мария стискивает мою ладонь крепче, давая понять, что нуждается в поддержке.
С облегчением выдыхаю. Переворачиваю руку, укрывая замерзшие пальчики русской теплотой своих. «Никто не посмеет тебя обидеть. Я не позволю», – хочется шепнуть, но молчу.
Надеюсь, Маша чувствует мои стремления без слов.
За окном проносится вечерний Сеул. Дождь, усиливающийся с каждой минутой, размазывает неоновые огни по стеклу, превращая улицы и спешащих домой прохожих в причудливые кляксы гуаши на темном холсте. Рука Марии по-прежнему покоится в моей ладони. Она больше не обжигает холодом и не терзает сердце треморной дрожью – девушка согрелась и, кажется, немного успокоилась. Смотреть на нее боюсь. Во-первых, не хочу быть навязчивым. Во-вторых, женские слезы единственное, что напрочь лишает меня уверенности.
В тот день. Нет. Вечер. За пару часов до автокатастрофы родителей я видел, как омма плакала, и был столь смущен, что не нашел в себе сил спросить о причинах, не смог подойти, обнять, оказать поддержку. Вдруг, поступи я иначе, она бы осталась дома? Да и аппа передумал бы ехать в такой поздний час?
Могло ли все сложиться иначе, будь я расторопен и смел? Сумел бы предотвратить трагедию, сломавшую жизни четырех людей, двое из которых покинули наш мир навсегда?.. Вопрос не дает мне покоя на протяжении последних пятнадцати лет, и сегодня, глядя на плачущую Машу, я будто снова очутился в коридоре нашего старого дома в районе Ынпхён[39]
, оцепеневший, парализованный растерянностью, обезоруженный и абсолютно беспомощный.Спустя десять минут такси тормозит у высокого жилого комплекса, напоминающего огромную стеклянную тубу. Водитель оглядывается через плечо, сообщая стоимость поездки, но я не обращаю на него внимания, пытаюсь различить через мокрое стекло вход в здание, чтобы добраться до него максимально быстро. Не хватало Соколовой еще и простудиться!
Вспоминаю, что могу укрыть девушку пиджаком. Хватаю себя за плечи и глухо ахаю – пиджак-то лежит на скамейке возле «Пак-Индастриал». Стоп! А портфель?..
Вот блин! Он же стоит целое состояние!..
Хорошо хоть портмоне в кармане брюк, а то сейчас получилась бы крайне неловкая ситуация. Достаю бумажник, рассчитываюсь и выхожу из машины первым. Льет как из ведра.
Не теряя ни секунды, помогаю Маше выбраться из салона. Девушка явно обескуражена. Еще бы, местность-то незнакомая. Поясняю, что привез ее домой.
Она стоит как вкопанная, не двигается с места.
– До твоего отеля далеко… – Жалкая попытка оправдаться. – Промокнем, пойдем внутрь, в квартире и поговорим. – Мягко, без настойчивости, беру Соколову под локоть и веду в жилой комплекс так быстро, насколько только возможно.
Лишь в фойе, когда ледяная вода перестает хлестать по спине, разворачиваюсь, заглядывая девушке в глаза, – пустые, стеклянные. Меня передергивает. Каким бесполезным я себя чувствую!
Позади слышится приветливый голос консьержки. Средних лет женщина в строгом темно-синем костюме приближается, здоровается и собирается поинтересоваться о цели нашего визита, но я опережаю ее потуги, важно называя свою фамилию, точнее, фамилию Ли Соджина, и номер квартиры, который успел увидеть на ключ-карте ранее.
Дамочка широко улыбается, кланяется, оставляет нас с Соколовой наедине.