В полквартале от него находился цветочный магазин «Эдем и Компания». Гарри зашёл внутрь, не упустив возможности оглянуться на улицу. Если за ним и следили, то, как подсказывали ему чуйка и татуировки, шпиков среди прохожих не было.
Напитавшись смесью десятков цветочных ароматов, воздух в магазине стоял влажный, тяжёлый и прохладный. Из подсобного помещения показался мужчина средних лет с безупречно подстриженными усами — они повторяли контуры его рта и производили впечатление третьей губы — и поинтересовался, ищет ли Д'Амур что-то особое.
— Просто смотрю, — ответил Гарри. — Я… э-э-э… люблю цветы.
— Ну, дайте знать, как определитесь.
— Само собой.
Мужчина с идеальными усами спрятался обратно за шторы из бус, и тут же подхватил беседу на португальском, которую оборвало появление потенциального клиента. Не успел он сказать и пары слов, как ему ответила какая-то женщина — говорила она вдвое быстрее и явно кипела от ярости.
Пока бурлила их весьма оживлённая беседа, Гарри бродил по магазину, периодически бросая взгляд через плечо — вдруг кто-то с улицы за ним наблюдает? Наконец, он убедился, что за ним никто не шпионит, разжал пальцы и разгладил клочок бумаги. И слова не прочитав, он догадался, что записка от Нормы:
— Записка? — спросил женский голос.
Гарри поднял глаза. Её вид так его поразил, что он едва успел прикусить рвавшееся наружу «Господи!»: три четверти лица женщины покрывали разводы и вмятины шрамов. Оставшийся чистым участок — красивый левый глаз и лоб над ним (плюс парик с изысканно уложенными кудрями) — лишь подчеркивал жестокость, которой подвергли остальную часть лица. Её нос низвели к двум круглым отверстиям, правый глаз лишили ресниц, а рот — губ. Гарри зафиксировал взгляд на левом глазе, но в ответ смог лишь повторить вопрос:
— Записка?
— Да, — сказала она, бросив взгляд на бумажку в руке Д'Амура. — Хотите добавить её к цветам?
— А, — с облегчением выдохнул Гарри. — Нет, спасибо.
Он быстро спрятал обрывок бумаги в карман, кивнул и оставил магазин с его дурными знаками позади.
Гарри решил отнести записку, удивление от её содержимого и зверский голод в «Паб Черрингтона» — в тёмную, тихую забегаловку, которую он обнаружил в тот же день, как приехал в Нью-Йорк. В ней подавали домашнюю еду без лишних выкрутасов, и Гарри здесь хорошо знали: стоило ему усесться в излюбленном уголке, кивнуть официантке по имени Филлис, и в пределах шестидесяти секунд на его столе материализовывался крупный стакан бурбона без льда. Паб работал по старинке, и Гарри назвал бы это застоем, но подобные преимущества брали верх.
— Хорошо выглядишь, Филлис, — сказал Гарри, когда официантка поднесла напиток в рекордный срок.
— На пенсию ухожу.
— Что? Когда?
— В конце недели. В пятницу вечером я устраиваю вечеринку — коллеги да несколько постояльцев. Никуда из города не намылился?
— Нет, я приду.
Гарри присмотрелся к Филлис. Судя по всему, она была на середине шестого десятка, а это означало, что когда Гарри впервые нашёл это место, Филлис было уже под сорок. Между сорока и шестьюдесятью пролегала целая жизнь, полная возможностей, которые приходили, уходили и больше никогда не возвращались.
— С тобой всё будет в порядке? — спросил Гарри.
— Ага, куда денусь. Умирать я точно не собираюсь. Просто сам паб уже в печёнках. Ночей не сплю. Гарри, я устала.
— А по виду и не скажешь.
— Разве таким, как ты, не положено быть матёрыми врунами? — сказала она и отошла к другому столику, избавив Гарри от трудностей с ответом.
Гарри устроился удобней в своём уголке и снова достал записку. Бояться было не в духе Нормы. Она жила в квартире, которую можно было смело назвать самым посещаемым духами местом в городе. Норма вела консультативные сеансы для усопших уже больше тридцати лет, и ежедневно внимала россказням о страшных смертях, да ещё и от тех, кто их пережил: кого-то убили, кто-то сам наложил на себя руки, ещё кого-то задавило на перекрёстке или прикончило на месте брошенным из окна предметом. Если жил на свете человек, который мог с чистой душой заявить, что уже слышал все эти байки, так это Норма. Так что же заставило её бросить своих привидений, телевизоры и кухню, в которой она знала, что где лежит, вплоть до последней ложки?
Гарри глянул на часы над баром: шесть тридцать две. Ещё восемь часов коротать. Так долго ждать он не мог.
— Нахер те три утра, — сказал Гарри.
Он проглотил бурбон и окликнул Филлис:
— Пора закрывать счёт, Филлис!
— Что за пожар? — ответила она и направилась к его кабинке.
— Нужно попасть в одно место быстрее, чем думалось.
Он сунул ей в руку стодолларовую купюру.
— А это за что?
— Просто, — сказал Гарри, уже поворачиваясь к выходу. — На случай, если не попаду на вечеринку.
13