Алые песнопения

— Прежде чем что доберётся? — поинтересовалась Лана.

Дейл повернулся и ответил на её вопрос:

— Ад.

— Чёрт. Здесь скоро появится брешь, — сказала Норма. — Что-то за чертой хочет получить доступ к нашей реальности… Будь я проклята, — она осеклась. — До меня только что дошло, что поблизости ни одного призрака.

Она полуобернулась и обратила лицо к небесам.

— Ни одного, — повторила она спустя несколько секунд.

— Что это за шум? — спросил Кез.

Внезапно оно послышалось со всех сторон — не один звук, а множество. Гарри вращал головой, пытаясь отследить источник шума.

— Это дома, — сказал он.

Оконные стёкла тряслись в рамах, а запертые двери так вибрировали, словно хотели сами посниматься с петель. Старая, отслоившаяся плитка соскальзывала с крыш и разбивалась на тротуаре, а из квартир доносился гам, издаваемый предметами домашнего обихода. Посуда, бутылки, лампы, зеркала и другие бьющиеся вещи грохотали так, словно в один миг во все квартиры ворвались своры вандалов. Всё танцевало, поддавшись единому порыву.

— Кажется, потасовки не миновать, — сказал Кез.

— Будь оно проклято, — прошипела Лана. — Не то место. Не то время. И так, блять, за положняк.

Кез пошарил под водительским сиденьем и достал свёрнутый коврик. Он присел, положил его на тротуар и, окликнув друзей, развернул.

— Кому-то подсобить?

Гарри глянул на раскладку: на двухфутовом потёртом коврике поблёскивало разнообразие ножей и прочих смертоносных инструментов. Первенство по длине принадлежало исцарапанному мачете (как же Гарри его не хватало в Новом Орлеане). Рядом с ним лежала шестёрка ножей, самым крупным из которых был внушительный охотничий нож, а самым мелким — кортик, подаренный Кезу на День святого Валентина мясником, с которым он когда-то встречался.

— Нет, благодарю. С ножами у меня связано слишком много плохих воспоминаний. Но вот Норме нож не помешает.

Кез кивнул и выбрал для Нормы оружие. Дейл взял себе мачете.

Тем временем, шальные силы всё вымещались на домах. Несколько окон взорвалось внутрь, а другие брызнули осколками на улицу — казалось, словно энергия била волнами и то накатывала, то откатывала. Вдруг погасли все уличные фонари, и, вопреки возражениям, Кез сунул Гарри в руку нож. Тот покорно кивнул.

— Как твои татуировки? — спросил Кез.

— Беснуются, как ненормальные, — ответил Гарри.

— Есть мысли?

— Да, но ни одна мне не нравится.

9

Весь лес пришёл в движение удивительной сложности, а воздух вокруг Жреца Ада полнился созвездиями светящихся точек, и в некоторых местах их шлейфы переплетались так плотно, что возникали узлы, по которым текли уже другие огоньки. От киновита расходились ударные волны — они накатывали на яркую пыль и отталкивали её от эпицентра, создавая вокруг киновита сферу плотно сжатой субстанции.

— Заходи, — обратился Жрец Ада к своему слуге.

Феликссон прятался среди размягчённых ветвей и тайком наблюдал за развитием событий. Он доверял своему хозяину и тут же подчинился приказу. Искалеченный маг вышел из зарослей и, не разгибаясь, прошёл сквозь стену из пылающих кустов. Всё случилось быстро, но не безболезненно. Феликссон сразу же лишился всей растительности — волосы на его теле и лице вмиг обгорели. Одежды, которые он сделал себе в жалкой попытке соблюдать приличия, за секунду превратились в серую золу, добавив пламени костру в промежности. Феликссон глянул вниз и подумал, что выглядит, как ребёнок: мужское достоинство — как обрубок, а яйца плотно прижаты к телу. Но внутри энергетической сферы и рядом со своим повелителем он чувствовал себя в безопасности.

Жрец Ада быстро начертал что-то в воздухе — в пространстве перед ним возникло несколько чёрных знаков.

— Я отомкну путы, наложенные на твою память.

— Пфу… пфуты?

— Да. Без них ты бы давным-давно сошёл с ума. Но мне нужна твоя помощь. Вот. К тебе вернулась толика знаний. Пользуйся ими с умом да мне на пользу, и со временем я открою тебе больше.

Внезапно в голове у Феликссона распахнулось несколько узеньких дверей, и каждая была книгой, хранившей частичку колдовского могущества некогда великого мага. Знание принесло на своих крыльях и частичку его истории, и вдруг Феликссон испугался своего состояния — он был жалким, страшного вида калекой с безволосой промежностью и гениталиями унизительного размера. Он прикроется, как только представится такая возможность. Посему Феликссон оставил вопрос своей метафоричной и буквальной наготы и обратил всё внимание на повелителя.

— Хозяин, премного благодарен вам за подарок, — сказал он и понял, что к нему вернулась и способность составлять связные предложения.

Феликссон не знал, как так произошло — случайный побочный эффект, или же повелитель сделал это намерено? Однако ему хватило ума не спрашивать.

— Не забывай об этом, — сказал Жрец Ада.

— Конечно. Ваша щедрость…

— Речь не о даре, Феликссон. Хозяин. Запомни, как подобает ко мне обращаться. Забудешься хоть на секунду, и я уничтожу твой разум. Ты забудешь, что сначала приседают, а потом срут.

— Да, Хозяин.