— Поставь её на ноги, Феликссон. И поторопись. Нас ждут дела в городе. Пришла пора положить конец этому смехотворному режиму. Лучше раньше, пока они всё ещё спорят друг с другом. Подыми её, а не будет идти — неси.
— Но Хозяин, разве не лучше её просто прикончить? — спросил слуга.
Жрец оторвался от сборов и пронзил Феликссона ледяным взором. Не издав и звука, Феликссон отвесил ему несколько извиняющихся поклонов, подошёл к окровавленной, покрытой синяками Норме, нагнулся к её лицу и произнёс короткий монолог. Норма почуяла душок его гнилого дыхания, и смрад лишь усугубил её нечеловеческие страдания.
— Я знаю, что ты меня слышишь, пизда чёрная. Мне не ведомо, что он от тебя хочет, но я не собираюсь тащить тебя до самого города, так что облегчу-ка я жизнь нам обоим. Исцелить я тебя не могу, это не в моих силах, но я дам тебе Эпоидический Опиат. Он устранит боль на некоторое время.
— А… разум… не помутит? — пробормотала Норма, еле ворочая языком в наполнившей рот крови.
— Какая тебе разница? Скажи спасибо за то, что дают.
Он оглянулся через плечо, дабы удостовериться, что за ним и его Эпоидией не наблюдают. Ему не стоило волноваться: Жрец вернулся к приготовлениям (он творил какие-то чары), и Феликссон прошептал заклинание. Следовало отдать ему должное — он был хорош. Норма почувствовала, как опиат распространяется по её телу, как теплота убирает все болевые ощущения.
— Этого должно хватить, — сказал Феликссон.
— О, Боже мой, да.
— Но не забывай постанывать и хныкать. Тебе ведь адски больно, помнишь?
— Не волнуйся, я устрою ему хороший спектакль.
— Подъём! — крикнул он, схватил Норму за руку и поставил её на ноги.
Норма испустила несколько хриплых, перемежёванных проклятиями криков, но в действительности заклинание оказалось таким мощным, что устранило и те проблемы, к которым демон не имел никакого отношения: артрит, тяжесть в конечностях и остальную боль, сопряженную с бренностью бытия — всё, как рукой сняло. Норма ещё с молодости себя так не чувствовала. Ну и что, если Эпоидия лишь маскировала проблему? Норма с радостью бы всю жизнь так прожила. Она решила, что при первой же возможности попросит Феликссона научить её этому фокусу и вмажется, как только начнёт выветриваться эта доза.
А затем её мысли обратились к Гарри и его Разорителям[34]. Норме претила сама мысль о том, что из-за неё кто-то полез в это безбожное место — тем более что этим кем-то оказались её друзья. Однако она знала, что Гарри не прислушается к её совету. И она не могла его винить, ведь если бы они поменялись местами, она бы проигнорировала его просьбы точно так же.
— О чём ты замечталась, женщина?
Вопрос последовал от киновита.
— Просто терплю боль.
— Зачем терпеть боль, которую не чувствуешь?
— Я не…
— Я не терплю неубедительной лжи. Мне прекрасно известно, что ты сделал, — сказал Жрец, указав скрюченным пальцем на Феликссона. — Не думайте, что я не с вами, когда меня нет рядом, или глаза мои обращены в другую сторону.
— Владыка, нет… — прошептал Феликссон писклявым от страха голосом.
— Ты разочаровал меня, Феликссон. А ты, — повернулся киновит к Норме, — ты можешь перестать горбатиться, твоя паршивая клоунада ни к чему. Нас ждёт долгий путь. За четверть мили от черты города нас встретит моровой туман. Он расчистит нам путь — проклятые уберутся с улиц и попрячутся в своих берлогах.
Норма почувствовала, что киновит перестал буравить её взглядом — он отвернулся. Проходя мимо, её толкнул Феликссон.
— Будь ты проклята, — прошептал он. — Становись сзади и хватайся за моё плечо. Если разделимся, ждать я тебя не стану.
— Значит, буду держаться покрепче, — сказала она в ответ.
— Господи. Как же я, блять, ненавижу эту дырищу, — скривилась Лана.
Она осмотрелась. Они находились на холме, усеянном кустарником и чёрными деревьями. Травы почти не было, но в некоторых местах из земли, черней даже сучковатых древесных ветвей, проросло несколько её белесых стебельков.
Внезапно Гарри остановился и застыл, навострив уши. Компания смолкла — каждый прислушивался, пытаясь уловить звук, настороживший Гарри.
— Это что, крики? — спросил Кез.
— Мы ведь
Гарри поднял руку, подав знак товарищам, чтобы не шумели, и взобрался на ближайшую возвышенность. Очутившись наверху, он опешил от открывшегося ему зрелища.
— Господи, — пробормотал он. — Ну ничего себе.
— Шо там у тебя? — спросила Лана, взобравшись к нему. — Опа… это что?..
— … туман? — отозвался Дейл, закончив вопрос за неё. — В Аду?
— Он двигается, — сказал Кез.
Его голова едва поднялась над холмом, как пейзаж пригвоздил его к месту.
— И то быстро.
— Куда его уносит? — спросила Лана.
— Никуда, — ответил Гарри. — Смотри.