Алые песнопения

— Я не понимаю, — сказала она. — Этот человек служил тебе верой и правдой.

— Какая мне выгода с чувств?

— Разве тебя никто и ничто не заботит?

— Всё есть смерть, женщина. Всё есть боль. Любовь плодит утрату. Отшельничество плодит презрение.

В какую сторону ни повернись, тебя ждут лишь побои. Наша единственная, истинная повинность — смерть. Наше единственное наследие — прах.

На этих словах он развернулся и двинулся дальше, оставив мертвеца позади. Норма прочитала над Феликссоном короткую молитву и быстро последовала за киновитом — из страха, что если промедлит, Иглоголовый сочтёт и её недостойной защиты. Несмотря на почтенный возраст и слепоту, Норма без труда поспевала за демоном. Каким бы заклинанием он ни укутал её, оно придало сил её телу, и она шла по пятам киновита без чрезмерных усилий.

14

Теперь это здание именовалось Бастионом Тиата. Оно сменило множество названий, ведь каждый следующий деспот нарекал его по-своему. Внутреннее убранство переделывали в соответствии с метафизическими потребностями и амбициями жильцов, но фасад оставался неизменным. То была суровая каменная башня. Её блоки измерили и вырезали так точно, что, если не стоять у самой стены, невозможно было сказать, где заканчивается один камень и начинается другой.

Бастион породил множество легенд. В основном они касались его создания, и вот самая вероятная: здание было самым древним в округе, а его созидателем, архитектором и единственным каменщиком был прадемон по имени Хоэтак — крепость он построил, чтобы защитить свою человеческую жену, женщину по имени Жаклин, которая тогда вынашивала в своей утробе квинтет гибридов. Её порождения были первыми плодами сношений между жалкими людьми и павшими, но величественными ангелами. Выжили все — отец, мать и дети, — и эти пять династий производили потомков со всё более загрязнённой родословной, среди которых беспрестанно лилась кровь вендетт.

Тем вечером, из восьми членов текущего режима в Бастионе находилось только трое. Их полный энтузиазма генерал Августин Пентатийеа, страстный любитель войн да их чарующих жестокостей, покоился в кресле с высокой спинкой, где обычно восседал Ката Ниа’капо, глава режима.

Его отсутствие не осталось без внимания. Более того, Езекиум Сат и Джозефин Л’ти не могли утаить волнение:

— Вот был бы здесь Ниа’капо, ситуация была бы уже под контролем, — заговорил Сат.

— Она и так под контролем, — ответил генерал Пентатийеа.

Он, как и остальные члены правящей касты, носил длинные волосы, но грива Пентатийеи была седой, а пунцово-чёрный лоб покрывала тройка вертикальных шрамов, каждый толщиной в палец. Рубцы нарастили с помощью периодических порезов, и они гордо выступали на лбу демона. Отметины наградили его лицо выражением неутолимой ярости, хотя голос его звучал взвешенно и спокойно.

— Откуда такая уверенность? — вопросил Сат.

— Я бы тоже хотел услышать обоснование этой теории, — подала голос Л’ти.

Она стояла у дальней стены зала: белые, неухоженные волосы до пояса; глаза закрыты, пока отделившийся от них взгляд блуждал снаружи, в тумане, выискивая преступника на ветвившихся от Бастиона улицах.

— Он убил почти всех братьев Ордена. Нам следует его арестовать и казнить, — сказала Л'ти.

— Лучшим решением был бы суд, — возразил Сат.

Он был старше остальных на несколько столетий, хотя и старался скрыть этот факт: волосы он красил в неестественно насыщенный чёрный цвет, брови выщипывал, а там, где его кожу не покрывали румяна, она сияла белизной.

— Спектакль отвлечёт народ.

— От чего отвлечёт? — спросил Пентатийеа.

— От осознания, что мы теряем контроль над ситуацией, — сказала Л’ти. — Не время ли поговорить без обиняков? Когда, если не теперь?

— Л’ти права, генерал, — молвил Сат. — Киновита следует казнить показательно — его нужно распять после длительного суда. Тогда мы вернём любовь граждан и…

— Наш враг у ворот, — оборвала Л’ти его монолог. — И он не один.

— Кого он привёл? Ещё одного киновита? — спросил Пентатийеа. — Ты же говорила, что они все мертвы.

— Не все, большинство. Но с ним не киновит. Это человек, женщина.

— Итак, разыскиваемый по всему Аду злодей у нашего порога. Езекиум. Ты что-нибудь приготовил для этого изувера? — поинтересовался Пентатийеа.

— Так получилось, что да, генерал! Я разработал металлическое покрывало с подкладкой-резервуаром для льда. Мы сожжём его на костре. Естественно, лёд растает, и огонь доберется и до злодея, но я успел повторить эксперимент двенадцать раз — чтобы удостовериться в его эффективности, я использовал мужчин, женщин и даже младенцев.

— И?

Езекиум Сат позволил себе слегка улыбнуться.

— Его кожа будет гореть, а мускулы — тушиться в собственных соках, но сознания он не лишится. Да, мы будем тщательно дозировать топливо, чтобы он не задохнулся в дыму — лёгкой смерти ему не видать. Напротив, он будет зажарен медленно, постепенно. Но мне открылось, что этот метод скручивает жертву в позу боксёра — во избежание этого я свяжу его цепями. Во время казни его кости будут сами ломаться внутри кипящей плоти.