Алые песнопения

– Прежде чем что доберётся? – поинтересовалась Лана.

Дейл повернулся и ответил на её вопрос:

– Ад.

– Чёрт. Здесь скоро появится брешь, – сказала Нор-ма. – Что-то за чертой хочет получить доступ к нашей реальности… Будь я проклята, – она осеклась. – До меня только что дошло, что поблизости ни одного призрака.

Она полуобернулась и обратила лицо к небесам.

– Ни одного, – повторила она спустя несколько секунд.

– Что это за шум? – спросил Кез.

Внезапно оно послышалось со всех сторон – не один звук, а множество. Гарри вращал головой, пытаясь отследить источник шума.

– Это дома, – сказал он.

Оконные стёкла тряслись в рамах, а запертые двери так вибрировали, словно хотели сами посниматься с петель. Старая, отслоившаяся плитка соскальзывала с крыш и разбивалась на тротуаре, а из квартир доносился гам, издаваемый предметами домашнего обихода. Посуда, бутылки, лампы, зеркала и другие бьющиеся вещи грохотали так, словно в один миг во все квартиры ворвались своры вандалов. Всё танцевало, поддавшись единому порыву.

– Кажется, потасовки не миновать, – сказал Кез.

– Будь оно проклято, – прошипела Лана. – Не то место. Не то время. И так, блять, за положняк.

Кез пошарил под водительским сиденьем и достал свернутый коврик. Он присел, положил его на тротуар и, окликнув друзей, развернул.

– Кому-то подсобить?

Гарри глянул на раскладку: на двухфутовом потёртом коврике поблёскивало разнообразие ножей и прочих смертоносных инструментов. Первенство по длине принадлежало исцарапанному мачете (как же Гарри его не хватало в Новом Орлеане). Рядом с ним лежала шестёрка ножей, самым крупным из которых был внушительный охотничий нож, а самым мелким – кортик, подаренный Кезу на День святого Валентина мясником, с которым он когда-то встречался.

– Нет, благодарю. С ножами у меня связано слишком много плохих воспоминаний. Но вот Норме нож не помешает.

Кез кивнул и выбрал для Нормы оружие. Дейл взял себе мачете.

Тем временем шальные силы всё вымещались на домах. Несколько окон взорвалось внутрь, а другие брызнули осколками на улицу – казалось, словно энергия била волнами и то накатывала, то откатывала. Вдруг погасли все уличные фонари, и вопреки возражениям Кез сунул Гарри в руку нож. Тот покорно кивнул.

– Как твои татуировки? – спросил Кез.

– Беснуются, как ненормальные, – ответил Гарри.

– Есть мысли?

– Да, но ни одна мне не нравится.

9

Весь лес пришел в движение удивительной сложности, а воздух вокруг Жреца Ада полнился созвездиями светящихся точек, и в некоторых местах их шлейфы переплетались так плотно, что возникали узлы, по которым текли уже другие огоньки. От киновита расходились ударные волны – они накатывали на яркую пыль и отталкивали ее от эпицентра, создавая вокруг киновита сферу плотно сжатой субстанции.

– Заходи, – обратился Жрец Ада к своему слуге.

Феликссон прятался среди размягчённых ветвей и тайком наблюдал за развитием событий. Он доверял своему хозяину и тут же подчинился приказу. Искалеченный маг вышел из зарослей и, не разгибаясь, прошёл сквозь стену из пылающих кустов. Всё случилось быстро, но не безболезненно. Феликссон сразу же лишился всей растительности – волосы на его теле и лице вмиг обгорели. Одежды, которые он сделал себе в жалкой попытке соблюдать приличия, за секунду превратились в серую золу, добавив пламени костру в промежности. Феликссон глянул вниз и подумал, что выглядит, как ребёнок: мужское достоинство – как обрубок, а яйца плотно прижаты к телу. Но внутри энергетической сферы и рядом со своим повелителем он чувствовал себя в безопасности.

Жрец Ада быстро начертал что-то в воздухе – в пространстве перед ним возникло несколько черных знаков.

– Я отомкну путы, наложенные на твою память.

– Пфу… пфуты?

– Да. Без них ты бы давным-давно сошёл с ума. Но мне нужна твоя помощь. Вот. К тебе вернулась толика знаний. Пользуйся ими с умом да мне на пользу, и со временем я открою тебе больше.

Внезапно в голове у Феликссона распахнулось несколько узеньких дверей, и каждая была книгой, хранившей частичку колдовского могущества некогда великого мага. Знание принесло на своих крыльях и частичку его истории, и вдруг Феликссон испугался своего состояния – он был жалким, страшного вида калекой с безволосой промежностью и гениталиями унизительного размера. Он прикроется, как только представится такая возможность. Посему Феликссон оставил вопрос своей метафоричной и буквальной наготы и обратил всё внимание на повелителя.

– Хозяин, премного благодарен вам за подарок, – сказал он и понял, что к нему вернулась и способность составлять связные предложения.

Феликссон не знал, как так произошло – случайный побочный эффект, или же повелитель сделал это намерено? Однако ему хватило ума не спрашивать.

– Не забывай об этом, – сказал Жрец Ада.

– Конечно. Ваша щедрость…

– Речь не о даре, Феликссон. Хозяин. Запомни, как подобает ко мне обращаться. Забудешься хоть на секунду, и я уничтожу твой разум. Ты забудешь, что сначала приседают, а потом срут.

– Да, Хозяин.