Алые сполохи

— Пожалуйста, не говорите таким тоном, будто вас наши дела не касаются. Рано или поздно вам придется присоединиться.

— Вас только двое? Больше никого нет?

— Приказ Уэсуги Кэнсина приняли пять перерожденных, включая меня: Уэсуги Кагетора, Какизаки Харуиэ, Наоэ Нобуцуна… еще Иробэ Кацунага[22] и Ясуда Нагахидэ[23]. Иробэ-сан — преданный сторонник клана со времен почтенного отца лорда Кэнсина, лорда Тамекаге[24]; он единственный, кто умер прежде лорда Кэнсина. Он переродился лишь год назад, так что сейчас это младенец, который нам помочь ничем не может.

— А второй?

— Ясуда Нагахидэ?

Наоэ пригубил из стакана.

— Он переселился несколькими годами ранее, но мы о нем не слышали и не думаем, что он где-то поблизости. Он довольно сложный парень. Вероятно, он провел каншо не над зародышем, а над более взрослым телом, и хочет остаться в стороне от битвы. Мы не знаем, где он и чем занимается, что беспокоит: нам и при лучшем раскладе не хватает сил.

— Он силен?

— Он уступает только вам. Но изначально он был одним из людей лорда Кагекацу, и Харуиэ недолюбливает его до сих пор.

— Харуиэ? Почему?

— В битве за наследство, Смуте при Отатэ, Харуиэ возглавил тех, кто поддерживал лорда Кагетору… то есть, вас, и был убит лордом Кагекацу. Это даже сейчас не дает ему покоя, поэтому он имеет что-то вроде предубеждения по отношению к тем, кто был на стороне лорда Кагекацу.

— А ты?

— Вас бы порадовало, если бы я был на вашей стороне?

Наоэ слегка улыбнулся в ответ на взгляд Такаи и посмаковал глоток бурбона.

— Очень жаль, но я поддерживал лорда Кагекацу. Впрочем, меня убили из-за некоторых неприятностей, вызванных вопросом о награде, так что мне хвастаться нечем.

Такая в немом удивлении смотрел на Наоэ. Если подумать, разговор казался крайне скользким. Такая прикусил язык: вся проблема была в том, что он не мог понять, как следует относиться к словам Наоэ.

Наоэ заметил его колебания:

— Вы… все еще не верите нам?

— Нет. Не то чтобы… — пробормотал он, немного подумал и уточнил: — Ты сказал, мы оба погибли, сражаясь с Нобунагой тридцать лет назад. Если потом мы переселились, почему я не одного с тобой возраста?

— Действительно… Возможно, перед этим вы совершили каншо над каким-нибудь другим телом, потому вы и младше меня.

— …

Такая пристально смотрел на свою ладонь, крепко стиснувшую запястье другой руки.

Каншо…

— Странное чувство, правда?

— ?

— Это каншо… вселяться в кого-то, красть тело, выкидывать душу настоящего хозяина и делать тело своим… в этом суть?

— Да.

— Получается, это тело на самом деле не мое?

— … Правильно.

Пальцы Такаи сжались сильнее.

— Выходит, в этом теле был некто, кого тоже звали Оги Такаей?

— …

— Кто-то — не я — кто мог бы стать настоящим Оги Такаей…

— Такая-сан.

— Разве это правильно? Разве Синген с Юзуру не то же самое сделал? Я имел право так поступать?

— В противном случае мы не могли бы продолжать жить и выполнять нашу миссию, — трезво расценил Наоэ.

— А ты никакой вины перед настоящим хозяином тела не испытываешь?

— Хищник не чувствует себя виноватым, убивая добычу, потому что для него это жизненно необходимо. Так же и с нами. Мы ничего не можем с этим поделать.

— Ничего не можем? Хорошенький вопрос. Нам все позволено только из-за того, что у нас миссия? Мы отбираем целую жизнь. Разве не должны мы извиняться перед семьей, друзьями настоящего хозяина тела, за то, что обманываем их?

— … Но тела, в которые мы вселяемся, всего лишь зародыши. У них еще нет личности и связей с обществом.

— И это нас оправдывает? Это же неправильно! Настоящий Оги Такая должен быть кем-то другим. Если бы ничего не случилось, он стоял бы здесь, где стою сейчас я. Он знал бы окружающих меня людей. Я жулик… мошенник… да? Каншо делает нас ворами и лжецами… даже убийцами! Как же вы можете поступать так с чистой совестью?

— … Считаете, мы не задумывались над этим? — невыразительно откликнулся Наоэ.

— !

Повисло молчание, Наоэ уставился в стакан.

— Давайте остановимся. Дальнейшие размышления на эту тему не приведут ни к чему, кроме ссоры.

— …

Позванивал лед.

Такая смотрел на холодный профиль Наоэ.

Над террасой одиноко звучала партия фортепиано.

Мягкий звук работающего шейкера.

— Наоэ…

Наоэ спокойно взглянул на Такаю. Тот пристально изучал поверхность стойки.

— Слушаю.

— Я… — почти беззвучно шепнул он. — Кем… ты хочешь меня видеть?

— …

Фортепиано исполняло печальную сонату.

Наоэ прищурился:

— Вы должны… просто быть самим собой, Такая-сан.

На гранях стакана переливался неоновый уличный свет и блики свечного пламени.

Огонек дрогнул.

Такая закрыл глаза.

— Сами доберетесь?

— Ага.

Наоэ проводил Такаю до выхода. Такая поднял воротник хлопчатобумажной куртки и посмотрел в ночное небо:

— Ты же мне свой Бенц не дашь? И ладно. Я поймаю такси возле станции.

— Ясно.

— А как вы содержите свой храм? Милостыню просите или как?

— Мой старший брат — агент по продаже недвижимости.

— А говорят, что монахи не должны участвовать в мирских делах.

— Такая-сан, — позвал Наоэ.

— ?

— Вокруг вас не происходит ничего необычного?

— Необычного?

Такая немного поразмыслил и встрепенулся:

— А, все говорят, что я чокнулся.