Алый Крик

Кривоватая улыбка монахини осталась на месте, но глаза сузились. Однако я ничуть не встревожилась, потому что она мимоходом бросила взгляд на изгиб своего арбалета. Иными словами, монашка не была до конца уверена, что я лгу насчёт сбитого прицела. Уже одно это помешало бы ей сделать точный выстрел.

– И ты, тупая дешёвая потаскушка из подворотни, полагаешь, будто сможешь исправить ситуацию?

Итак, очевидно, они что-то знают об Алом Крике. И о том, что он – в каком-то смысле – возник именно здесь.

– Я – всё, что у вас есть, леди.

К моему удивлению, улыбка монахини превратилась в ухмылку. Она отложила арбалет в сторону и принялась вертеть какую-то рукоятку в комнате над аркой.

– В таком случае, лучше всего провести тебя внутрь и представить матерям-настоятельницам.

Тяжёлые железные ворота застонали и начали подниматься, открывая для нас проход внутрь.

– Ты сказала «матерям-настоятельницам?» – переспросила я. – Их больше одной?

Рози ничего не упоминала ни о каких матерях, настоятельницах и иже с ними. Теперь мне стало интересно, какие ещё сюрпризы нас ждут.

Привратница рассмеялась. Это был приятный смех, сулящий в скором будущем неприятные открытия.

– О, ты всё увидишь, когда войдёшь внутрь, моя прекрасная маленькая идиотка с жопой вместо лица. Несколько слов из твоего грязного рта – и настоятельницы очень захотят с тобой познакомиться.

Когда я завела Квадлопо в арку, Бинто помахал монахине в сторожке.

– Она милая, – сообщил он другой рукой. – Она мне нравится.

Монашка помахала в ответ и громко сказала:

– Какой ты славный мальчонка. Красные монахини сожрут тебя заживо.

Глава 16 Исповедальня

Вторая монахиня, которую мы встретили, оказалась юной девушкой, на вид даже моложе меня. Впрочем, она ничуть не менее привратницы оказалась склонна высказывать суждения относительно моей внешности, поведения и моего неподобающего образа жизни.

Девушка привела меня в обнесённый каменными стенами монастырский комплекс. Её малиновая одежда без рукавов открывала гибкие плечи и руки, увитые серебряными цепочками, которые заканчивались кольцами на каждом из пальцев, включая и большие. Локоны, выбивавшиеся из-под капюшона сестры – ещё более ярко-рыжие, чем у меня – придавали ансамблю странно милитаристский вид. Монастырь Алых Слов мог бы стать прекрасной крепостью; и, как предположил Бинто, впервые увидев его издалека, стены повторяли изгибы хребта, словно на горы вылили из гигантского котла расплавленный камень. Однако, при ближайшем рассмотрении, оказалось, что стены построены из обычных блоков, какие можно найти в любых цитаделях по всему континенту. С другой стороны, масштабы сооружения говорили о десятилетиях терпеливого труда мастеров. Это место равно подходило и для войны, и для научных исследований.

– Вы с мальчиком пойдёте в исповедальню и будете ждать настоятельниц, – сообщила мне монахиня, указывая на арочный вход, который вёл в небольшое увенчанное куполом здание в центре монастырской территории. – Прикоснётесь к чему-нибудь внутри – и отправитесь вниз с горы гораздо более коротким и быстрым путём, чем прибыли сюда. А если попробуете выйти без разрешения, мы с сёстрами переломаем вам ноги и будем дубасить, пока настоятельницы не решат, что с вами покончено.

Она посмотрела на Бинто. Тот по-прежнему восседал на спине Квадлопо и с благоговением оглядывал двор.

– Слушает ли меня ребёнок?

– Он не слышит, – сказала я, сохраняя хладнокровие.

Молодая монахиня подошла и ущипнула Бинто за ногу. Мальчик обернулся.

– Больно! – сказал он. – Зачем ты…

– Будешь всё делать так же, как вот эта уродливая стерва, понятно? – ответила монахиня с помощью пальцев.

Меня впечатлило, как быстро она распознала именно тот особый язык жестов, который использовался в Саду Безмолвия – хотя в мире их было наверняка немало, – и насколько хорошо им владеет.

Бинто растерянно посмотрел на меня и потёр больное место на бедре.

– Почему эта милая девушка причиняет мне боль, Добрая Собака? Я что-то сделал не так?

– Это не твоя вина. Просто у девушки сегодня плохой день. У неё очень болит челюсть.

Монашка обернулась.

– О чём это ты?..

Вот сейчас Дюррал непременно попросил бы меня упомянуть, что насилие – не путь аргоси. Энна же, со своей стороны, заметила бы, что у аргоси четыре Пути – Вода, Ветер, Гром и Камень, и для каждого есть своё время и место. Дюррал, несмотря на свои примечательные навыки в арта эрес, тогда возразил бы, что мир в основном покрыт водой, а не громом, и именно это должно направлять молодого тейзана. А Энна бы улыбнулась, покивала, крепко поцеловала его в губы и сказала, что он очень проницателен.

Позже она невзначай упомянула бы, что большие крепкие мужчины могут позволить себе проигнорировать мелкие акты насилия, совершённые против них – потому что зачинщики едва ли осмелятся повторить это в будущем.