Алый Крик

Дюррал, уяснив мнение Энны по данному вопросу, не позволил бы мне той ночью лечь спать, не напомнив, что аргоси – со своими четырьмя Путями и семью талантами – должны обеспечить себе безопасность, не прибегая к несуразным кулачным боям со всяким вспыльчивым деревенщиной.

Я? Ну, я с такой силой врезала монахине, что она закружилась – будто мы с ней отплясывали на местном фестивале.

Потом она подскочила ко мне, сжав кулаки, готовая к драке. Это произвело на меня впечатление, и я вделала ей ещё раз – в то же место.

– Не вздумай разевать рот, – предупредила я, когда она уставилась на меня с земли. – Хочешь, чтобы я следовала твоим правилам? Ладно. У меня есть дело в этих стенах, и я намерена довести его до конца. Если это означает терпеть твои оскорбления, что ж, сестра, я слышала и похуже. Но попробуй только ещё раз прикоснуться к мальчику без его согласия – и я возьму тебя, твоих матерей-настоятельниц и всех остальных мерзких тварей, которые тут обитают, и растолкую вам, что такое Путь Грома. Ты поняла?

Монахиня сплюнула на землю.

– Аргоси!

– Чертовски верно, – сказала я и сняла Бинто с седла Квадлопо, поставив на землю.

Я взяла его за руку, и мы вдвоём направились к исповедальне.

Подойдя к узкому зданию, мы с Бинто посмотрели вверх и увидели лица, вырезанные над каждым из семи арочных проёмов. Некоторые лица были хмурыми, другие скалили зубы, третьи безумно смеялись.

– Что это за место? – спросил Бинто.

Я не знала, как изобразить слово «исповедальня», поэтому просто ответила:

– Место, где делают признания.

– В чём мы должны признаться?

Я толкнула ближайшую дверь и повела Бинто внутрь.

– Прямо сейчас? Признаю́сь: мне не очень-то нравятся эти монахини.

Глава 17 Матери-настоятельницы

Всего их было семеро. Семь матерей-настоятельниц, облачённых в малиновые одежды без рукавов. Их руки обвивали серебряные цепочки – как и у молодой монахини снаружи. Тяжёлые чёрные плащи покрывали их плечи и волочились по полу. Они вошли в исповедальню через семь разных дверей. Под их чёрными капюшонами я заметила пряди волос того же оттенка, что и у девушки, приведшей меня сюда. Однако они не походили на родственниц, поэтому я предположила, что волосы крашеные. Возможно, окрашивание являлось частью какой-нибудь духовной практики их ордена.

Четыре женщины были пожилыми – что неудивительно для настоятельниц монастыря. Ещё двоим я дала бы на вид лет тридцать-сорок, а одной – не больше двадцати. Это тоже не вызывало нареканий: в конце концов, не могут же все матриархи быть семидесятилетними. Но вот что меня изумило (хотя, возможно, я просто мало смыслю в религиозных иерархиях): две настоятельницы оказались мужчинами.

– Тебя не оскорбляет наше присутствие? – спросил младший из них, заняв место в кругу настоятельниц, которые обступили меня со всех сторон.

Судя по его тону, парня не волновали мои предубеждения по отношению к нему. Гораздо больше он интересовался тем, что они могут сказать обо мне самой.

– Мы матери, поскольку каждая из нас рождает своё искусство. И не принципиально, что там у нас болтается между ног.

– Почему этот человек одет как монахиня? – жестами спросил Бинто.

Никто не ответил.

– Простите, – сказала я. – Мы просто не ожидали, что мать-настоятельница окажется…

Второй мужчина, с крючковатым носом и лицом сморщенным, как мокрая кожа, слишком долго пролежавшая на солнце, щёлкнул пальцами, привлекая моё внимание.

Мгновение он смотрел на меня, а потом начал произносить слова с такой быстротой, что я едва понимала, где заканчивается одно и начинается следующее:

– Мать. Мама. Мамочка. Матереубийство. Матка. Старая дама. Воспитательница. Карательница. Приёмная мать. Прароди… Ага, вот! Да. Вы все видите?

Настоятельницы с обеих сторон от старика покивали:

– Приёмная мать.

Молодой человек щёлкнул пальцами, заставив меня повернуть голову в его сторону.

– Скажи нам, девочка-сирота, помог ли удочерившей тебя женщине факт наличия у неё утробы и стала ли она таким образом хорошей приёмной матерью?

– А имелась ли у неё вообще утроба? – спросила одна из женщин с обычным ехидством, которое, казалось, было тут общим для всех. – Стоило бы тщательнее проверить её чрево на наличие подходящих качеств для создания крепкой семьи.

– Откуда вы узнали, что у меня есть приёмная ма… – Я обернулась к пожилому мужчине. – Те слова, которые ты произносил! Ты наблюдал за моим лицом, выискивая мельчайшие намёки в моей спонтанной реакции на каждое из них! Вот как определил…

– Вы только гляньте! – вступила ещё одна женщина. Её лицо было скрыто под капюшоном, и я видела лишь острый подбородок и пронзительно голубые глаза. – Тейзан пытается разъяснить нам суть наших же собственных искусств. Как там называют это аргоси? Арта локвит?

– Красноречие, – пренебрежительно сказала самая молодая из женщин.

У неё были высокие скулы, удивительно не подходившие к маленьким, глубоко посаженным глазкам. Она напоминала мне одну из тех крошечных змеек, которых можно найти в районе медной пустыни в Семи Песках и которых предпочитают избегать даже гораздо более крупные рептилии.