Алый осколок (СИ)

Разве Боги даровали всем нам жизнь лишь чтобы мы страдали изо дня в день? Может, пришла пора перестать жить, словно овцы, которых пасут, чтобы позже предать на заклание?

— Не говори ерунды, Тео. — В голосе матери проснулись привычные нравоучительные нотки. — Кому и что ты докажешь? Такова жизнь, и никто, даже Небодержцы, с этим ничего не могут поделать. Иди в дом. Отдохни, а завтра поговорим.

«Завтра… — Теолрин приоткрыл веки. — Завтра мне нужно решить, как достать осколок для Факела… Черт! Почему все проблемы наваливаются разом?»

— Да, мам. — Еще некоторое время поглядев на тусклые грани могильной плиты, Теолрин медленно поднялся. — Ты права. Обсудим все завтра.

Перед его глазами все еще мелькала одинокая фигура проповедника — человека, что знал, что за его слова он вскоре будет схвачен инквизиторами и предан казни. Человека, что любой ценой стремился донести до обычных людей слова о том, что, возможно, стоит что-то поменять. Что-то глобальное…

Я говорю вам: будьте же как дикие кошки, что сами себе хозяева и отгрызут руку любому, кто осмелится диктовать им правила жизни. Я говорю вам: пришла пора нам, Детям Стеклянных Небес, стать хозяевами Таола и вести его к лучшей жизни. Задумайтесь над услышанным, ибо скоро настанет момент, когда каждый из вас должен будет решить — устраивают ли его старые порядки, или же он хочет видеть новый Таол. Таол, свободный от гнета Небодержцев, Летающих и их служителей в масках. Таол, свободный от прихотей алчных графов, герцогов и королей!

Сейчас Теолрин как никогда был уверен в том, что он будет среди тех, кто постарается создать новый Таол.

Лучший, чем тот, что есть сейчас.

Глава 35

Перед тем, как лечь спать, Теолрин искренне понадеялся, что грядущий день хоть немного скрасит ту боль, которую он испытал от услышанного от матери, и приведет его мысли и чувства хотя бы в подобие порядка.

Однако спустя несколько беспокойных часов сна выяснилось, что наступивший день не принес ему никакого облегчения — только недосып в дополнение ко всему. Теолрин чувствовал себя, словно разбитая вдребезги стеклянная ваза — казалось, ничто не в силах вернуть его в целостное состояние. В его груди засела боль, обида и тревога, голова гудела и трещала где-то позади висков, а на левую ногу было практически невозможно опереться — каждая попытка отзывалась яркой вспышкой боли.

Со всем этим было неудивительно, что первая половина дня превратилась для него в сплошные мучения — особенно когда приходилось отвечать на расспросы матери. Расспросы, которым не было видно ни конца ни края.

Само собой, он выкручивался, насколько умел. Наплел душераздирающую историю о том, как они втроем отправились в столицу в составе благотворительного отряда, что занимается обустройством жизни брошенных на произвол судьбы детишек — благо, Джейл (которой явно огромных трудов стоило смириться с ролью его девушки) и Клэйву (что весь день сидел за столом с горящими щеками и прикрыв ладонью большую часть лица) хватило ума мило улыбаться и стройно поддакивать его милому набору лжи. Разумеется, ни о какой правде речи даже не могло идти — Теолрин даже представить не мог ту ситуацию, при которой решился бы выложить матери настоящую историю о том, как и зачем он оказался в столице. Ну уж нет — лучше ложь. Пусть и с этой ложью ему приходилось отвечать на нескончаемый поток вопросов.

Да, мам, нормально я питаюсь. Нет, не похудел, тебе кажется… Да, буду брать пример со своей девушки. Да, во всем, кроме татуировок, я понял.

Нет, мам, мы не украли эту одежду — нам выдали ее наши интенданты. Да, такая вот у нас форма. Странная, согласен. Но кто я такой, чтобы осуждать решения старших, правильно?

Нет, мечи мы тоже не воровали. Ну и что, что те два оранжевые, как у инквизиторов? Это мода сейчас такая. Вся молодежь такие носит, я сам видел.