Алый Первоцвет

Она окинула взглядом утесы, одинокую хижину, длинную полосу скалистого берега. Где-то выше или ниже, за валуном в расщелине, должен скрываться от ее жадного взгляда обладатель этого ленивого голоса, еще недавно так раздражавшего ее, а теперь готового сделать счастливейшей женщиной на свете.

— Перси! Перси! — истерически закричала Маргерит, разрываемая между надеждой и сомнением. — Я здесь! Иди сюда! Где ты, Перси?

— Рад слышать твой зов, дорогая, — откликнулся все тот же сонный голос, — но, увы, я не в силах к тебе подойти. Эти проклятые лягушатники скрутили меня, точно гуся на вертеле, а я слаб, как мышь, и не могу даже пошевелиться.

Маргерит все еще ничего не понимала. Откуда исходит этот дорогой ей голос, в котором звучат нотки боли и слабости? Ведь поблизости никого не видно, кроме еврея у скалы… О Боже! Неужели это возможно?!

Тот, кого Маргерит принимала за старого еврея, сидел спиной к ней, скрючившись и тщетно пытаясь подняться при помощи связанных рук. Маргерит подбежала к нему, сжала ладонями его голову и… увидела устремленный на нее взгляд добродушных и веселых голубых глаз, сверкающих на грязной и уродливой маске.

— Перси!… Муж мой!.. — проговорила Маргерит, задыхаясь от переполнявшей ее радости. — Слава Богу!

— Мы сможем возблагодарить Бога совместно, дорогая, — весело ответил он, — если ты сумеешь ослабить эти проклятые веревки и избавить меня от весьма неэстетичной позы.

У Маргерит не было ножа, ее пальцы ослабели и онемели, но она со слезами счастья начала распутывать зубами веревки, связывающие эти дорогие и измученные руки.

— Черт возьми! — воскликнул сэр Перси, когда веревки, наконец, поддались ее бешеным усилиям. — Случалось ли когда-нибудь, чтобы англичанин оказался выпоротым проклятыми иностранцами и даже не попытался дать сдачи?

Было очевидно, что его терзает боль, так как, когда веревки были сброшены, он в изнеможении рухнул около скалы.

Маргерит беспомощно огляделась вокруг.

— Достать бы хоть каплю пресной воды на этом ужасном берегу! — воскликнула она в отчаянии, видя, что сэр Перси вот-вот потеряет сознание.

— Нет, дорогая, — с улыбкой пробормотал он, — лично я предпочел бы каплю доброго английского бренди! Если ты пошаришь в карманах этого грязного балахона, то найдешь мою флягу, а то я не в силах шевельнуться…

Выпив немного бренди, сэр Перси заставил жену последовать его примеру.

— Вот так-то лучше, малышка! — сказал он, удовлетворенно вздохнув. — Да, в весьма странном состоянии обнаружила сэра Перси Блейкни, баронета, его супруга! Клянусь Богом! — добавил он, проведя рукой по подбородку. — Я не брился почти двадцать часов и, должно быть, омерзительно выгляжу… Что же касается этих пейсов…

Смеясь, сэр Перси стащил парик с пейсами и попытался распрямить затекшие от долгой неподвижности руки и ноги. Затем он склонился вперед, устремив долгий и внимательный взгляд в голубые глаза жены.

Нежные щеки и шея Маргерит покрылись густым румянцем.

— Перси, — прошептала она, — если бы ты только знал…

— Я все знаю, дорогая, — мягко произнес он.

— Но сможешь ли ты когда-нибудь простить…

— Мне нечего прощать тебе, любимая. Твои героизм и преданность, которые я, увы, столь мало заслужил, с лихвой искупили этот злосчастный эпизод на балу.

— Так значит, — прошептала Маргерит, — ты все время знал?..

— Да, — ответил ей муж. — Но если бы я знал, какое благородное сердце у моей Марго, я бы доверял ей так, как она того заслуживает. Тебе бы не пришлось бежать вслед за мужем, который должен за многое просить у тебя прощения.

Они сидели бок о бок, облокотившись на скалу, и он опустил усталую голову на ее плечо. Теперь Маргерит заслуживала, чтобы ее называли «счастливейшей женщиной Европы».

— Мы в том положении, когда слепой ведет хромого, не так ли, дорогая? — промолвил сэр Перси со своей прежней веселой улыбкой. — Но я не знаю, что больше болит — мои плечи или твои маленькие ножки.

Он наклонился, чтобы поцеловать пальцы на ногах Маргерит, торчащие из разорванных чулок, являя собой трогательное свидетельство ее страданий и преданности.

— Но Арман!.. — внезапно воскликнула она, охваченная ужасом и угрызениями совести, ибо вернувшееся к ней счастье стерло в ее голове мысли о любимом брате, ради которого ей пришлось пойти на тяжкий грех.

— О, не беспокойся об Армане, любимая, — ответил сэр Перси. — Разве я не поручился тебе, что с ним будет все в порядке? Сейчас твой брат с графом де Турней и другими беглецами находится на борту «Мечты».

— Но каким образом? — задохнулась от изумления Маргерит. — Я не понимаю.