Алый Первоцвет возвращается

– Тише, Тереза, ради всего святого, – не выдержал наконец Тальен. Уши его, уже привыкшие к постоянному ожиданию опасности, уловили какой-то звук снаружи, заставивший его вздрогнуть: голос, шаги, открывающаяся дверь…

– Т-с-с-с, – повторил он еще раз. – В эти дни даже стены имеют уши.

– Вы абсолютно правы, мой друг, – громко ответила она. – После всего этого о чем еще можно говорить? О чем еще можно беспокоиться, когда наши головы и так чудом держатся на тоненьких шеях. – И твердо добавила: – Я никогда не выдам Бертрана. Если я сделаю это, я буду себя презирать, а вас просто возненавижу. Так что лучше быстрее скажите мне, каким еще способом я могла бы завоевать сердце этого людоеда.

– Он сам скажет вам об этом, – быстро пробормотал Тальен, поскольку звуки в коридоре становились все более отчетливыми. – Вот он! И ради бога, Тереза, не забывайте, что наши жизни зависят лишь от милости этого человека.

Глава Х. Обожаемый всем миром угрюмый идол

Пепита привела в комнату хозяйки группу из трех человек, двое из которых помогали идти третьему. Одним из вошедших был Сен-Жюст – наиболее романтическая фигура революционного периода, самый доверенный и близкий друг Робеспьера, двоюродный брат Армана и прекрасной Маргариты, вышедшей замуж за модного английского денди, сэра Перси Блейкни. Другой – Шовелен, некогда самый влиятельный член Комитета общественной безопасности, теперь же едва ли не приживальщик партии Робеспьера. Оба они поддерживали парализованного Кутона, который, несмотря на свои многочисленные преступления, был все же весьма трогателен в своей беспомощности. Пройдя в комнату, друзья посадили его в кресло и укутали ноги пледом.

Следом почти сразу же вошел Робеспьер.

И с этого момента, даже несмотря на то, что он почти все время молчал, казалось, все в комнате подчинилось его воле. Безукоризненно одетый в голубой фрак и белые бриджи, в чистом белье, с волосами, аккуратно завязанными сзади черным шелковым бантом, с отполированными ногтями и сверкающими туфлями, он очень выгодно отличался от всей остальной, порожденной революцией, братии.

Юный красавец, великолепный оратор и убежденный энтузиаст, Сен-Жюст весь вечер блистал своим красноречием, поскольку был не только правой рукой Робеспьера, но и глашатаем его идей.

Кутон же в своей непристойной манере с язвительным презрением дразнил Тальена, вызывая этим одобрительные пошловатые ухмылки остальных собравшихся. Всем уже было известно, что Сен-Жюст, яростный демагог, и Кутон, полупарализованный патриот, задумали создать триумвират во главе с Робеспьером. Беспомощного калеку весьма забавляло зрелище подобострастия Тальена, чем далее, тем все более горячо одобрявшего этот монструозный проект.

Что же касается Шовелена, тот вообще почти ничего не говорил и только равнодушно наблюдал за изъявлениями унизительной покорности тех, среди которых вынужден был оказаться.

Красавица же Тереза, восседая, словно королева, на своей изящной кушетке, весьма просто и непринужденно выслушивала всю эту болтовню мужчин.

Сен-Жюст первым направил разговор в серьезное русло. Для начала он сослался на братские ужины, демонстрировавшие буквально рабскую покорность народа. Затем разразился патетической тирадой о недавнем происшествии на рю Сент-Оноре.

В этот момент Терезу даже покинуло ее королевское безразличие.

– Юный предатель! – воскликнула она, всем своим видом демонстрируя негодование. – Кто он? Как он выглядел?

Кутон потратил целую минуту на описание Бертрана и, надо отдать ему должное, сделал это весьма точно. Он около пяти минут разглядывал крикуна с близкого расстояния, так что, даже несмотря на слабый свет фонарей, достаточно подробно изучил его и узнает в любой момент.

Тереза слушала очень внимательно, стараясь не упустить ни единого нюанса из разговоров об этом странном происшествии. Тем не менее, даже самый пристрастный наблюдатель не смог бы заметить ни капли возбуждения в ее больших бархатных глазах, даже когда они сталкивались с холодным и пристальным взглядом Робеспьера.

Вдруг она резко обернулась к Тальену.

– Но вы ведь тоже были там, – провокационно начала она. – Неужели вы не узнали никого из этих предателей?

Тальен промямлил в ответ что-то невразумительное, взглядом умоляя ее не мучить его и не играть им, словно беспечное дитя, особенно в присутствии тигра-людоеда. Шашни Терезы с молодым красавцем Бертраном были достаточно хорошо известны шпионам Робеспьера, а Тальен совершенно не был уверен в том, что испанка, несмотря на все ее уверения, не прячет все-таки где-нибудь у себя этого несчастного авантюриста.

Он отвернулся, она же, верная своей очаровательной привычке мучить его, с еще большим удовольствием стала обсуждать этот вопрос, забавляясь испуганным видом Тальена, глубоко презираемого ею.

– Ах, – воскликнула она, прерывая очередной изысканный пассаж Сен-Жюста. – Чего бы я только ни дала за то, чтобы видеть все это собственными глазами!