— Напротив, почему же? — положил ему на плечо ладонь Джунхуэй, как бы осадив, но мягко, отечески, хотя если и был старше, то на каких-нибудь несколько месяцев, не больше. — Если уж говорить о методах и стратегии, то дипломатия — одно из лучших средств. Если есть возможность договориться, то надо пользоваться ею, а не махать кулаками. Умение вводить в заблуждение на словах и ездить по ушам должно присутствовать в любом золотом ровно так же, как и умение драться.
— А я вот не умею красиво говорить, — вторглась я в разговор, — и врать у меня плохо получается, а распознавать обман — и того хуже. В детстве я свято верила, что лгуна можно выявить по красному лицу, но с возрастом поняла, что не всё так просто. Только одна моя сестра умеет краснеть от неловкости или неправды.
— Да, современные обманщики — это искусствоведы лжи и её же великолепные творцы. Физиогномика и психология помогают конспираторам, — откинувшись назад, рассуждал Джунхуэй, — можно купить литературу о том, какие мышцы или бессознательные сигналы выдают нас во время вранья и хорошенько отрепетировать отсутствие этих признаков у зеркала, и всё — неразоблачаемый врун готов.
— Неужели никак нельзя догадаться, обманывают или нет? — отчаялась я.
— Из контекста, пожалуй, можно. — Китаец прищурился и, будто достав с невидимой полки воспоминание, сказал: — Когда в Шэньчжэне погибла моя семья и я остался один, меня пробовала завербовать группировка драконов. — Я вздрогнула. Везде они! — Но я знал, что они виноваты в смерти родителей, поэтому смотался. Но короткое время, что довелось с ними общаться, скрывая, чей я сын, чтобы и меня не грохнули, подарило мне один хороший урок. Всегда нужно задумываться, кому выгодно происходящее, и что именно выгодно человеку, с которым имеешь дело. Если думать об этом, а не о том, что тебе говорят, то скорее разоблачишь ложь, чем пытаясь присматриваться к лицу. Многие вещи виднее со стороны, а не при близком рассмотрении. Иногда что-то видно под определённым углом, а если смотреть прямо — не видно. Вспомните сказки про вампиров? Если на них смотреть, то не понятно, кто он, а взглянешь в зеркало — отражения нет, значит, вампир. В жизни так со многим. Чтобы что-то понять, надо поискать около или рядом, а не в самом предмете.
— Кто-то корчит Шерлока, — усмехнулся Вернон, но Джунхуэй и ухом не повёл, проигнорировал. А я была согласна. Не упрись я настолько тесно в Чжунэ, никогда бы не прозевала его своловство, ведь пока я держалась подальше, всегда наблюдала, какая же он дрянь.
— Послушайте, — привлёк наше внимание Самуэль, — а я вот что подумал… Эта история про Будду. Он ничего не ответил недругу, не вступил с ним в перепалку, а того в конце концов самого чуть не порвало от ярости. Может, вот в чём штука? Отсутствие мести — и есть самая лучшая месть! — щёлкнул он озарёно пальцами. Я восхитилась его смекалкой. Пока мы тут о чём-то спорили, приводя доказательства, он молча посидел, покумекал, и вывел простое, как и всё гениальное, решение.
— Если бы всё так просто работало, — вздохнул Ямада, — но многие дела, оставленные без ответа, не карают их совершителей.
— И всё-таки, — улыбнулся Джунхуэй, — равнодушие страшнее ненависти. Как там говорится? Не бойтесь злодеев, творящих зло, бойтесь равнодушную толпу, с чьего молчаливого попустительства это зло свершается.
— И то верно, — согласился Рен, — непросвещённое и легко внушаемое общество, не способное оказать сопротивление властям или низменной моде — отвратительное явление. Невежество — та самая буддийская свинья — приносит горе и грязь. Я бы даже сказал, что невежество и равнодушие — это одно и то же, разве глупость ни есть отсутствие интереса к знаниям? Разве глупость ни есть отсутствие желания развиваться? Определённо, дураки — равнодушные и бессердечнейшие люди.
— Многие психологи пытались доказать зависимость глубины чувств от уровня интеллекта, — сказал Джунхуэй.
— И как, успешно? — поинтересовался Вернон.
— Проблема вставала в другом. Когда выяснялось, что большинство злых гениев человечества имели хорошее образование, эрудицию или начитанность, невольно спрашивалось, а что тогда есть ум?
— Смотрите, — развёл руками Ямада, как бы прорисовывая некую картину, — у нас, в Японии, много веков верили, что душа человека живёт в животе, оттуда и пошла традиция сэппуку[63]. На Западе душа всегда ассоциировалась с сердцем, и только сейчас, в двадцать первом веке, все склонны считать, что истинная душа человека где-то в мозгу. Посудите сами, когда делается пересадка сердца — человек остаётся всё тем же, если заменить что-то в животе, то сознание человека тоже не изменится. Но зато если вставить другой мозг — будет другой человек. Так если вся жизнь, память, впечатления и чувства находятся в мозгу, который прежде был олицетворением только ума, то получается, что ум не может быть разделён с чувствами, потому что душа живёт с ним где-то там по соседству, — постучал по виску Ямада.