— Да? Что ж, я не оправдал его надежд. Я не знаю родственницы Намджуна, я не вижу ситуации, и вам она там видна лучше, поэтому указывать отсюда пальцем — бессмысленно. Если Чонгук думал, что я приложу ситуацию к себе и посчитаю, что не пустил бы ни одну свою родственницу в бой, то он был прав только в том, что я приложил эту ситуацию к себе. И не раз уже прикладывал. Ни у меня, ни у Хима нет сыновей. Наследовать главенство золотыми некому, и род, наш род, который управляет воинством уже несколько веков — прерывается. Если только золотые не признают такую возможность, что главной способна быть женщина. Смогу ли я пойти на то, чтобы моя дочь, Бомми, занималась тем же самым, что и я? У меня и так есть над чем поломать голову, Хоуп, так что решай в Сеуле сам.
Хосок закончил разговор и задумался. В самом деле, при данных обстоятельствах разрешение Ёнгуком женского отряда будет выглядеть подготовкой к тому, чтобы Бомми стала наследницей, первой женщиной, управляющей золотыми. Но это уж совсем революция, а не реформа. Возьмёт ли такой груз на себя он, Хосок, чтобы скомпоновать девичью армию, которая в будущем наверняка поддержит выбор в предводительницы Бомми. Что начнётся! Если же девушек в золотых не будет, то мысль о том, чтобы заменить мужчину женщиной не воспримется всерьёз, над ней посмеются или даже озвучивать не станут. Но кто тогда возглавит парней? Не начнётся ли сумятица? Не перекинутся ли взгляды к его собственным детям, если они на тот момент будут, ведь Хоуп главенствует в Сеуле. А есть ещё Лео, у него два сына, и они станут не худшими претендентами, как сыновья наставника и первого мастера Тигриного Лога.
— Опять дела? — прозвучал голос Ханы, и Хосок обернулся. Немного сонная, она стояла в проходе, обнимая себя руками за плечи.
— Да, извини, если мешаю спать.
— Я просто надеялась, что ты хотя бы будучи дома не станешь постоянно сбегать куда-то, — подошла жена и робко встала рядом. Хоуп никак не мог дождаться, когда она перестанет стесняться первой обнимать его, целовать, раздевать. Нет, Хане до сих пор казалось, что призывные действия со стороны женщины — это распутство. Примерно по этим же причинам она избегала многих разнообразий в постели, к которым привык Хосок за долгую холостяцкую жизнь. Да, это было пошло, откровенно и, может быть, развратно, но если приносит удовольствие — почему нет? С одной стороны, искусство изощрённой любви — привилегия проституток, но с другой стороны, с женой тоже надо шалить как-то. Он не дождался порыва от Ханы, хотя видел в её глазах, что ей хочется прижаться к нему, поэтому обнял её сам.
— Я закончил все свои дела, идём спать.
— Тебе не придётся никуда уехать завтра из-за этого звонка?
— Нет, я уезжаю послезавтра. Ненадолго, — поцеловал он жену, ложась в постель. Но мысли продолжали бегать.
Чжунэ вошёл в родительскую квартиру и повесил связку ключей на крючок при входе.
— Я дома! — озвучил он, скинув с ног фирменные кроссовки. Из глубины появилась мать, уже не молодая, но прекрасно выглядящая женщина с ухоженным лицом, морщины на котором разглаживались систематически, дорогостоящими процедурами. При быстром взгляде на неё нельзя было бы дать больше сорока, но что-то потом выдавало возраст, какие-то неизбежные изменения, которые производит время со всеми. Глаза и манеры её обычно были холодными, кто-то мог посчитать её неприятной или бездушной, но всё это исчезало, когда рядом появлялись её дети, особенно первенец — сын, её гордость, их с отцом гордость. Красавец, умница, любимчик девушек. Но в душе мать надеялась, что он сам любит исключительно её, что она единственная женщина в его сердце.
Шаги домашних туфель — Маноло Бланик сильно бы удивился, что он делает туфли для дома, — стучали по паркету, отдаваясь под высокими потолками многокомнатного жилья.
— Сыночек! — Мадам Ку подбежала к нему, обняла за шею и расцеловала в щёки. Чжунэ принял всё с торопливой улыбкой, намекающей на то, что подобным церемониям давно пора отмереть. — Я уже начинала переживать, что ты опоздаешь, как было бы некрасиво, приди ты после гостей!
— Всё в порядке, я не опоздал.
— Но обычно всегда опаздываешь, и у меня был повод волноваться. Почему ты всегда задерживаешься?
— Мамуль, не начинай, — потрепал он её за руку и прошёл в двадцатиметровую прихожую.
— Ты успеешь переодеться к столу.
— Зачем мне переодеваться? — поймал своё отражение в зеркале Чжунэ.
— На тебе абы что, сыночек, — догнала она его и тоже посмотрела в зеркало.
— Я на стиле.
— Какой ещё стиль! Господа Сон — солидные люди, не вздумай при них щеголять в джинсах.
— А что мне, костюм-тройку надеть?
— Уж лучше его. Это родители твоей невесты, зачем падать лицом в грязь?