Амбивалентность. P.S: Я научу тебя любить

На теле Волкова было много шрамов. Я видела уже знакомые следы от пуль и какие-то еще отметины, происхождение которых оставалось неизвестным. Ощупывала их пальцами, пытаясь угадать, откуда они взялись. Всякий раз, когда я дотрагивалась до кожи мужа, он вздрагивал. И я не могла понять, нравятся ему мои действия или нет. Но раз он меня не останавливал, значит, дискомфорта не испытывал.

– Назар, – я повернулась к нему и снова потянулась к губам, – не оставляй меня одну, пожалуйста.

Пусть ты не мой любимый, но мне так нужен рядом кто-то сильный. Тот, кто поможет пережить весь этот кошмар.

Муж ответил коротким поцелуем в губы и снова уложил меня на свое плечо. Постепенно под его поглаживаниями я смогла уснуть.

Глава 24

Я стояла напротив зеркала в ванной и рассматривала свое отражение. Мужчины еще спали. Постепенно начало приходить осознание того, что теперь я сирота. Моих родителей, которые были для меня самыми близкими людьми, больше нет.

– Мамочка, папочка, как же я без вас теперь буду? Почему все так получается? Кто распределяет смерть на небесах и почему именно вы? – шептала я, даже не стараясь вытирать слезы с лица.

За последний месяц я потеряла всех, кто был мне дорог: Ильяса, маму, папу. И теперь была одна, совсем беззащитная. С ужасом я осознавала, что рассказать о своих переживаниях и чувствах некому. От близких остались только воспоминания, которые доставляли жуткую боль. Она стальными канатами перетягивала грудную клетку, не давая возможности сделать полноценный вдох, душила в своих объятиях, которые больше походили на спазмы, и не отпускала.

Я взяла в правую руку кулончик, который подарил на годовщину Ильяс, внимательно на него посмотрела.

– Никогда тебя не забуду, – прошептала я и поцеловала подвеску, которую так и не смогла снять в день свадьбы.

Это все, что у меня осталось на память о любви. Я приняла твердое решение: никогда с ней не расставаться. И мама даже не стала ничего говорить по этому поводу, хотя она брала кулон в руки и открывала, а значит, видела фотографию Ильяса внутри. Сейчас я осознавала, что в глубине души мама все равно меня понимала. По-женски.

Я открыла подвеску, чтобы посмотреть на свое некогда счастливое лицо на снимке. На кафель упала маленькая флешка для телефона, которую я подобрала и внимательно осмотрела. Это не моя. Я не стала бы хранить флешку в таком месте. Да никто бы, наверное, не стал. Перед глазами снова промелькнула картина, где мама интересуется подвеской и открывает ее… Значит, это она подложила.

«Отец что-то передал тебе», – вспомнились слова мужа.

Назар говорил, я могла и не знать о том, что у меня есть какая-то вещь. И, скорее всего, ею была именно эта флешка. Никто не догадался бы, что она там. Я быстро убрала ее в кулон и решила перепрятать – до тех пор, пока не придумаю, что с ней делать. Если весь сыр-бор из-за того, что записано внутри, нужно воспользоваться информацией грамотно.

– Я узнаю, кто это сделал, и убью его, мама, – прошептала я, смотря на свое отражение.

Стальные глаза, наблюдающие за мной из зеркала, потемнели от злобы. Внутри начала зарождаться буря, справиться с которой было сложно. Если бы мне сейчас дали ублюдка, посмевшего тронуть родителей, я бы вцепилась ему в глотку и самолично вырвала кадык. А потом с удовольствием наблюдала бы, как этот урод подыхает.

Не в силах бороться с эмоциями, я со всего размаху ударила по зеркалу. Раздался треск стекла, и осколки посыпались на пол. Но этого мне показалось мало, я начала колотить по крошащемуся покрытию, не обращая внимания на боль. Физические мучения помогали на мгновение забыть о душевных ранах.

За маму. За отца. За Ильяса. Каждый удар приносил страдания, отвлекая меня от того, что копилось в глубине души.

Я не услышала, как дверь в ванную выбили и влетел Назар. Он оттащил меня от того, что раньше называлось зеркалом, и крепко сжал в объятиях. Тут же подбежал Вадик с бинтами, принялся обрабатывать мои кулаки, с которых стекала кровь. Раны щипало, но мне было все равно. Я рыдала и выла в голос, прижимаясь к мужу. Хотелось с кем-то разделить боль и отчаяние, но я не могла их выразить – настолько сильными они были.

– Больно, девочка, знаю. Больно. Но это значит, что ты жива и еще можешь что-то изменить. Ты должна пережить это и двигаться дальше. Ради своих близких, – шептал Назар, прижимая меня к себе и целуя в макушку.

Я вцепилась в него еще сильнее, пытаясь слиться с ним. Слышала, как громко бьется его сердце. Забавно получается: даже у таких, как Назар, есть сердце. У демонов, у чудовищ, которые лишают других жизни. Интересно, а у того ублюдка, убившего моих родителей, оно тоже имеется?

На глаза снова навернулись слезы.

– Господи, как же больно. Я никогда не думала, что существует такая боль, – шептала я одними губами.

Моральные раны намного хуже физических. Ломоту в теле можно заглушить обезболивающими, а душа будет ныть всегда. И даже если пройдет время, прошлое все равно будет напоминать о себе, как бы ты ни старался его забыть.