У меня уже были подозрения, но услышав их подтверждение, я буквально почувствовала, как земля уходит из-под ног. Голова закружилась, к горлу подступила тошнота. Неудивительно, что я оставляла за собой искалеченные трупы и страдания, и почему убийство казалось мне таким естественным. Меня породил настоящий монстр.
Ветер играл белыми волосами королевы.
Знала ли она, что вся сила моей магии сейчас как никогда готова прорваться наружу? Что я почти ощущала на языке привкус золы. Раньше она была сильнее меня.
Но сейчас? Моя магия напоминала бушующую огненную реку под холодным камнем, и она была готова вырваться из каменного плена.
Я глубоко вдохнула, кипя от злости. Так вот какая, по ее мнению, любовь?
– Значит, так ты встречаешь своего собственного ребенка, которого оплакивала как умершего? Запираешь в темнице? Избиваешь? Моришь голодом до полусмерти? Моя настоящая мать заботилась обо мне!
Ее глаза вспыхнули.
– Твоя человеческая мать сделала тебя слабой.
Моргант отвел от меня взгляд, и я почувствовала, что он хочет скрыться в тень.
Пока я смотрела на него, кусочки мозаики складывались воедино. Он не знал, кто я такая, пока Мэб не приказала ему вылечить Торина. После этого у него, должно быть, возникли вопросы. Именно тогда он начал приносить мне мыло и подсказывать, чему я должна научиться, чтобы выжить.
Королева Мэб прищурила глаза.
– Мне совершенно этого не хотелось, Изавель. Я хотела Неблагую наследницу. Дочь, обладающую магией. С крыльями. Потому что без этого ты не можешь стать моей наследницей. Да, тебе удалось призвать немного магии. Ты проделала хорошую работу, разрушив мой замок.
Я приподняла бровь.
– Я лишь выполнила желание дерева. Оно хочет освободиться от этих камней. От твоего удушающего двора.
– Думаешь, что знаешь мой дом лучше меня? Дерево – это
Я резко втянула носом воздух, мое сердце сжалось. Может, Хлоя и сделала меня слабой, но она никогда не относилась ко мне как к обузе.
Собственная ярость угрожала меня задушить.
– Чего ты от меня хочешь?
– Я хочу наследницу, которая не сломлена, Изавель, дочь моя. И все эти смерти были зря, если Неблагие не получат то, чего мы заслуживаем – Фейриленд.
В башне открылась дверь, и трое солдат выволокли Торина за запястья, туго обмотанные густой растительностью. Его пристальный взгляд встретился с моим. Светлые глаза были печальны.
– Отпусти его, – прорычала я.
Мрачная улыбка тронула ее губы.
– Я не хочу заставлять кричать собственного ребенка, но королева делает то, что должна. Ава, то, что я сделаю дальше, причинит мне даже больше боли, чем тебе.
Живот скрутило, и я посмотрела на Морганта. Он, казалось, пытался что-то отыскать в моих глазах. Умолял. В голове прозвучали его слова…
– Твои руки уже в крови. – На мгновение она опустила лианы, чтобы я не оказалась в пределах ее досягаемости, и коснулась ладонью моей щеки. Ее глаза заблестели. – Ты моя дочь, и от этого мне гораздо больнее. Но иногда я задаю себе вопрос – что такое очередная смерть, когда из прошлого за мной тянется целое море крови? Когда все делается во славу нашего королевства?
Я стиснула зубы. Заточенная в груди магия языками обжигающего пламени растапливала ледяной панцирь.
– А смерть Торина, – проворковала она, – вообще не будет тяготить мою совесть. В конце концов, это он убил моего сына. Я собираюсь задушить его.
Я снова перевела взгляд на Торина, чувствуя огненное пламя в груди. Лианы королевы поползли по его шее и обвились вокруг горла. Меня сковал ужас при виде того, как они сжались и перекрыли ему кислород. У Торина округлились глаза, а я запаниковала.
Меня породила королева-чудовище.
– Тогда сбросьте меня с башни, Ваше Величество! – крикнула я. – Вы обещали это сделать еще в нашу первую встречу.
Сердце заколотилось сильнее.
– Что ж, очень хорошо. – С мрачным выражением лица Мэб взмахнула запястьем, и лиана устремилась ввысь, унося меня высоко в ветреную ночь. Я ахнула, и лиана развернулась.
Ветер хлестал в лицо, а земля неумолимо приближалась. Пока я падала, время замедлилось. В глубине сознания я увидела Торина, еще ребенком во время коронации после смерти его родителей. Выражение его лица было слишком серьезным для мальчика его возраста, маленький лобик хмурился.
Ветер трепал волосы, а перед глазами мелькали воспоминания: Хлоя готовит мне горячую овсянку на завтрак, острое чувство одиночества на ее похоронах. Шалини хохочет так сильно, что хрюкает. День, когда я встретила Торина в «Золотом трилистнике»…
Его образ той ночью в хижине, когда рассказывал мне о своей маме.
Холодный камень в груди раскололся, и расплавленная магия наконец высвободилась на волю. По лопаткам пробежала волна жара.