– Что она сказала? – сглотнув горький комок, Лина наконец расслабилась и даже прижалась к его груди. Тепло Кирилла было надежным и приятным.
– Это неважно, – шепнул проводник. – Ты поспи еще. Мне нужно посмотреть, что с Германом.
Осторожно переложив Ангелину на диван, он выудил из сумки одежду. Какое-то время Кэйса жмурилась, чтобы не видеть его наготу, но потом осмелела. Он ведь такой, как она… И это не сон.
– Кирилл…
– Что?
– Ты отпускал его?
Он замер на миг, а потом, надев футболку, бросил через плечо:
– Несколько раз, – и вышел в темный коридор. Показалось, что тон его голоса изменился: стал густым, низким и страшным. Холод ужаса скользнул по спине и царапнул лопатки. Ангелина вжалась в мягкое тело дивана и прижала к груди колени. Так хотелось спрятаться и забыться.
Кирилла долго не было, Лина даже начала дремать, когда в коридоре что-то затарахтело. И резко стихло.
Почему Кирилл не полечил себя? Почему отказался от близости? И, главное, как? Ведь темной ипостаси подчинялись все мужчины, и все оказывались мертвы.
Худое лицо Максима словно улыбнулось ей, материализовавшись на противоположной щербатой стене. Любовь не меряется объятиями и поцелуями, она может быть проверена только временем. А за эти годы мучений Лина поняла, что чувства стали гаснуть, и оставалось только чувство вины. Но тогда ей было так больно, что хотелось оборвать реальность… Только одно останавливало: темная. Кэйса знала, что если позволит ей властвовать, пострадает намного больше людей, и потому, пока жива, будет с ней бороться.
В проходе появился Кирилл. Он тащил за собой Германа на носилках, грохая деревяшками по половицам.
Лина скрипнула зубами, наблюдая за тем, как Власов возится с больным «возможным папочкой». Стало противно от этой мысли.
– Тварь! – выкрикнула Лина и спохватилась.
Кирилл поднял голову.
– Снова она? Не слушай ее, отвлекись. Иди сюда, поможешь.
Лина спрятала лицо под ладонями, тяжело выдохнула и спустила ноги на пол. Тело ломило, слабость растекалась по мышцам и сковывала движения. Чистое белье нашлось в рюкзаке, оттуда же достала свежую майку и мягкие трикотажные бриджи. Быстро одевшись, Кэйса подошла к Кириллу. Он как раз развязал крепежи и убрал с олигарха налипшие ошметки мертвых птиц.
– Как ты сопротивлялся ей? – строго спросила Лина, взглянув в глаза Кирилла. Он не отвел взгляд.
– Не надо, Лина. Это неуместно. Подай лучше ампулы в синем боксе.
– Я чувствую, ты что-то скрываешь, – запустив руку в чужой рюкзак, Кэйса нащупала холодный пластик и вытянула коробочку, не больше спичечного коробка. – Говори.
– Отцепишься ты, наконец?!
– Ты соврал! Так ведь?
– Как? – он показал на плечо и стал заправлять лекарством маленький шприц.
– Я не знаю! Но почему… Просто не хватило моих сил…
Лина замялась. Чувство удовлетворения катилось по венам, распускалось на щеках жаром и согревало живот. Ноги и бедра потряхивало. Точно что-то было, и Власов обманывает ее. Но почему его раны не затянулись?
Она открыла рот, чтобы задать еще один вопрос, но Кирилл выставил перед ее лицом набранный шприц и резко присел к носилкам.
– Ангелина, времени нет пререкаться и выяснять то, что не имеет значения!
– Это для тебя не имеет, – пискнула Кэйса и ступила ближе.
– Когда сядет солнце, мы будем в большой опасности, прекрати ныть и выпендриваться. Иди сюда!
Она повиновалась. Вцепившись в плечи олигарха, Власов попытался перевернуть его набок.
– Помоги, мне нужен позвоночник.
Лина присела и, брезгливо морщась, потянула на себя заказчика. Лицо мужчины уперлось ей в грудь, а рука упала вниз, зацепив бердо. Герман был бледно-зеленым и, казалось, не дышал. С трудом верилось, что жив.
– Что с ним? – тихо выдавила Лина, подавляя желание выяснять сейчас отношения с проводником.
– Болен. Не видно? – недовольно буркнул он.
– Чем?
Кирилл повел плечом и, отодвинув одежду олигарха, вонзил ему иглу в спину. Соколов дернулся, но не очнулся.
– Я не врач, чтобы ставить диагноз. Мне сказали колоть, я это делаю. Если Герман не выживет, мне не получить свои деньги за поход, – выровнявшись, Кирилл отошел в сторону и выглянул в окно. – До заката пару часов осталось, нужно поспешить.