Амброзия

– Я жду, когда он станет собой и меня выпустит, потому что эта клетка из твоей кожи, костей и соплей мне надоела, – давление на голову усилилось, будто кто-то кортиком ковырял изнутри виски.

– Давай договоримся? Жди молча!

– Как скажешь, – захихикала она, и все отпустило.

– Долго ждать?! – гаркнул Герман.

Лина очнулась. Метал ножа, приятно холодил ладонь.

– Последнее…

Власов неожиданно дернулся и захрипел.

– Лина, быстрее! Ты намеренно тянешь время? – Герман подошел ближе и вцепился в ее руку. Показалось, что разломает косточки. Выхватив нож, он царапнул острием по ладони и подтянул Лину к чаше. Кровь, как рубиновые камни, закапала в центр посудины. Густой пар наполнил помещение, спрятав желтоватое лицо олигарха и блеск его тонкой кожи.

Пришлось вдыхать осторожно, чтобы не спровоцировать волну желания из-за раны. Царапина, всего лишь царапина… Темная была сыта, и у Лины оставалось немного времени, чтобы спасти Кирилла. Хотя она с трудом представляла, как.

– Дай ему умереть… – зашипела в голове вторая.

– Только не сегодня, – сказала Лина и дернулась: случайно получилось вслух.

– Что? – слабо сказал Герман. Он опалил лицо гневным взглядом и сжал руку, отчего кровь из раны заструилась сильнее и почти покрыла горку ингредиентов.

Стало душно. Пот катился градом. Казалось, что где-то под чашей прячется волшебный уголь: она так накалилась, что кровь в ложбине стала закипать. Неприятные пузыри выплескивали фейерверки крошечных капель и орошали футболку. Запахло булочками с клубникой. Лина на секунду провалилась в воспоминания, где в интернате тетя Ася баловала детей раз в неделю сладостями. Единственно теплое, что осталось в сердце из прошлого. Остальное затерлось: от приставаний мальчишек до недвусмысленных намеков охранника.

Уже в четырнадцать Лина отбивалась от мальчиков и мужчин и не понимала, чего от нее хотят, не понимала, почему из всех девчонок ее возраста ведется охота только на нее. Никто не дергал косы, как в старых книжках, никто не щипал за ягодицы. Ее просто подлавливали толпой и мяли у стены, пытаясь добраться до юбки, раздирая футболку и комкая еще не налившуюся грудь. Лина кричала и плакала, но ее никто не слышал. Уже тогда она поняла, что нужно бежать или драться. Последнее она не умела, потому при первой возможности ускользнула из интерната и очутилась на улице. Каждый раз надеяться на воспитателя, который пройдет мимо туалета и услышит ее крик, было тяжело. Да и когда он разогнал мальчиков, и Лина осталась в окровавленной и разорванной футболке, его ноздри внезапно раздулись, а в глазах появился страшный огонь. Лина бежала, сбивая ноги, в комнату и долго дрожала под одеялом – казалось, что он придет, вытащит ее и сделает с ней плохое. И он приходил: стоял в дверях общей спальни и скрипел зубами. И Лина понимала, что защитить ее некому. Неосознанно понимала.

Через неделю, тяжелую неделю, когда каждое движение отдавалось болью в груди и резью в животе, Лина зашла в столовую и наткнулась на толпу ребят. Не было сил противостоять, хотелось есть, не могла банально стоять на ногах, не то что бежать. В тот день за нее заступилась повариха Ася Павловна и уже через несколько дней забрала Лину к себе домой, как официальный опекун. Но и там было не все гладко…

– Кэйса, уснула?! – выловил ее из воспоминаний Герман, стиснув руку. – Проверя-а-ай! – он чуть согнулся и, мотнув пистолетом в сторону Кирилла, отошел к стене.

Лина застыла. То ли от горьких воспоминаний стало плохо, то ли рана в ладони пульсировала и горела, то ли страшно стало за Кирилла. Сердце сжалось: болезненно и неприятно, но это придется сделать. Хотелось верить, что на Власова это лекарство не сработает, ведь он и так… бессмертен? А она? Особенно если смотреть на разорванную рану на ладони. Пришлось кое-как перемотать, хорошо в рюкзаке Кирилла нашлись бинты.

Осторожно собрала варево в приготовленный пузырек, не больше стограммового стакана, прежде пропуская густую жидкость через крышку с мелкими отверстиями. Зачем распечатала вакуумный шприц и набрала темно-рубиновую смесь.

Осталось только уколоть, но не сделает ли она Кириллу еще хуже?

– Я бы подсказала, но ты же слушать не станешь, – съязвило подсознание.

– Условие хочешь? Не дождешься!

Кэйса присела и осторожно поднесла иглу к шее проводника.

– Не смей этого делать! – завопила Темная.

– Это почему?

– Ты все испортишь!

Лина сомневалась. Герман стонал и откашливался, бормоча сквозь зубы крепкие ругательства.

– Что ж ты, сучка, тянешь? – хрипнул олигарх и привалился на колено. Пистолет угрожающе закачался.

И Лина сделала это.