Амброзия

Она не понимала, что происходит. Пыталась Максиму помочь, уложила осторожно на кровать, но он дергался и рвал кровью. Звонила в скорую и сбивчиво объяснила симптомы. Машину подали через пятнадцать минут, парня забрали. Лина помнила, как смотрела в ночь на угасающие фонари электрокареты и потом сорвалась и помчалась следом.

В больницу не пускали несколько суток, но, когда она стала падать на колени, медбратья сжалились и позволили зайти к Максиму. Обвитый трубками и закрытый в стеклянном боксе парень, казалось, уже давно умер – бледный цвет лица, впалые щеки и состриженные темные волосы под ноль. На гладкой коже черепа виднелся свежий надрез и характерные лазерные заклепки. Зачем делали трепанацию Лине не сказали, но сообщили, что парень в коме. И вероятно, даже если очнется, будет инвалидом на всю жизнь. Лина готова была на все, она же так его любила. Впервые увлеклась, впервые почувствовала в себе силы поверить кому-то… Ведь жизнь в девятнадцать только начиналась.

Она тогда не понимала, что была причиной его болезни, не понимала и позже, несколько месяцев, а затем лет. А когда силы стали покидать из-за воздержания и верности любимому, а жажда выкручивала кости и мышцы, и на теле появились раны – все стало понемногу складываться в цельную картину. Последней каплей были те двое насильников.

Лина с ужасом сейчас смотрела в глаза возмужавшего Макса и видела в нем отражение своего прошлого. Горького и необратимого. Видела не любимого парня, а тех двоих голодных мужчин, что не проснулись после ее объятий.

– Не нужно, прошу, – попыталась встать, но мужчина бесстрашно подошел ближе и толкнул ее назад, погрузив под воду.

Вынырнула с криком. Наглая рука опустилась между ног и коснулась кожи. Лина сжалась и отмахнулась.

Стало жарко. Томление крутило, спазмы заставляли раскрывать губы, и Максим, склонившись, вырвал из нее поцелуй. Яростный, до того глубокий и ненасытный, что Лина не могла дышать. Пожар растекался по венам, как бедствие, она толкалась руками и брыкалась в воде, но тяжелого Максима не могла сдвинуть.

Тело стало чужим. Оно требовало напоить его, вырвать кусочек сладости, но Лина не могла предать душу. Любовь горела в груди, как солнце, и предательство Кирилла для нее казалось чем-то подобным смерти.

Дернулась и укусила мужчину за губу, пихнула со всей силы ногой и получилось вырвать несколько секунд воздуха.

– Прошу, нет!

– Да, – усмехнулся Макс, и на губе отчетливо выделился старый порез. Лина бросила взгляд на лоб, где должен быть шрам от трепанации, и не нашла его.

– Это ведь не ты, правда?

Он замер, потер широкий подбородок, прижал сильнее ладонь под водой и развел ей ноги.

– Я. Обновленный, но я. Помню, как ты дрожала подо мной, когда это случилось. Как потеряла со мной невинность, а затем лишила меня нескольких лет жизни. Я все помню, – в светлых зрачках заплясали злобные огоньки. – А ты помнила, когда под него ложилась?

– Я думала, что ты в коме! – попыталась Лина. Нащупала под водой его руку и беспомощно вцепилась, стараясь не обращать внимания на движения его пальцев. – Я несколько лет не отходила от твоей постели, а потом…

– Да неважно, – Максим наклонился и с укусом поцеловал плечо. Горячие волны страсти лились в горло и отравляли, хуже, чем пыльца амброзии. Хуже, чем свет кислотного солнца. – Течешь, как сучка от каждого мужика. Ты не способна ни любить, ни хранить верность.

– Не говори так, – сипло выдохнула Лина и процарапала беспомощно по его руке. – Ты меня совсем не знаешь.

– Как раз слишком хорошо знаю. Это ты ничего не замечаешь, никого не слушаешь, даже свой внутренний голос.

– Внутренний голос? О чем ты?

– Так, пустяки, – отмахнулся Макс и потянулся к губам.

Лина заметила краем глаза шампунь в невысокой баночке, схватила ее и хорошенько ударила мужчину по затылку. Он зарычал, навалился и протолкнулся в нее пальцем еще глубже, отчего волна экстаза скрутила мышцы новой волной.

– Не убежишь, гадина.

– Макс, ты же хороший парень, зачем ты так со мной? – застонала Лина и выронила баночку.

– Ты меня совсем не знаешь, дорогуша. Много времени утекло, много всего случилось, – он настойчиво ласкал ее и прижимал к ванне. Вода совсем остыла, как и душа. Хотелось раствориться, уничтожить себя, но только не сорваться. Не изменить своему сердцу.

И вспомнились зеленые глаза проводника, его губы, его самопожертвование. Как же она не ценила то, что было, как же ошибалась и теряла время. Ведь не нужны были слова о чувствах, все видно было по поступкам. Власов готов был ради нее на все.

Эти мысли придали сил. Лина дернулась и, вытянув руки из воды, сильно ударила Максима по кадыку. Его перекосило, и он свалился возле ванны на колени и захрипел.

– Ду-у-ура.

– Я не позволю.

– Тебе же хочется меня вкусить, – говорил он, поднимаясь.

Лина выскочила из ванны и побежала к стене, стараясь не поскользнуться на сером камне. Взглядом искала хоть что-то, чем можно защититься.

– Ты не сможешь противостоять зову и голоду. Ты сломаешься.