Амелия. Сердце в изгнании

– Когда вы с ней поговорите? Я в растерянности, Эдмон. Господи, это так важно для меня, для нас обоих!

Супруг, улыбаясь, взял ее за руку. Он сдержал вздох, прежде чем вполголоса ответить:

– Нам некуда спешить, Софи. Для начала нужно окружить Амелию вниманием, сделать так, чтобы она нам доверяла. Попытайтесь поставить себя на ее место, хотя бы на минуту. Она многим нам обязана. Вы даже выбрали ей подходящее платье для бала в следующем месяце.

– Я забочусь о ней, о ее самочувствии, как того желает императрица. О, Эдмон, с меня довольно! Послушать вас – так я плохо обращаюсь с Амелией.

– Да, я признаю, временами вы обращаетесь с ней как с ребенком. Однако Амелия – взрослая женщина, будущая мать. Разве вы не заметили, что она избегает разговоров со мной, чувствует себя стесненно в моем присутствии? Думаю, при дворе не принято, чтобы девушка отправлялась на прогулку с женатым мужчиной без своей компаньонки.

– Амелию считают вдовой, друг мой. И потом, она не девушка: вы сами только что об этом говорили, – пробормотала маркиза.

– Вот уж коварное слово, моя дорогая супруга, – вздохнул он. – Надеюсь, наша подопечная ничего не слышала. Окно в ее комнате открыто настежь.

С этими преисполненными иронии словами он попрощался с супругой и, энергично шагая, покинул террасу.

Из своей комнаты Амелия слышала голоса супругов, не прислушиваясь, однако, к разговору. Рассматривая свое отражение в зеркале шкафа, она упрекала себя в резком перепаде настроения и неподобающем тоне. Ее беспокоило странное ощущение раздвоенности.

«Я изменилась, я теперь меньше думаю о Карле. Мне нравится вкусная еда, нравится читать здесь, в тишине, – думала она. – А сейчас мне показалось, что я предала мою любовь, мою утраченную любовь. К тому же я, должно быть, обидела хозяев».

На самом деле она осознавала, что шьет приданое для малыша с огромной радостью, словно цепляясь за это крошечное, обитающее в ее чреве существо, которое казалось ей самым важным созданием на свете.

В дверь постучали. Амелия сразу же побежала открывать. На пороге стояла Софи, она выглядела огорченной.

– Я повела себя глупо, моя милая, – сетовала она. – Глупо и бестактно, как всегда. Супруг пожурил меня.

– Нет, не вините себя. Это я повела себя глупо. Я сожалею о том, что была так резка. Теперь я буду печалиться: должно быть, я обидела вас.

Маркиза была растрогана. Она взяла Амелию за руки и коснулась губами ее лба.

– Слова Эдмона были очень справедливы. Я не должна навязывать вам свою волю. Амелия, я так рада тому, что вы с нами! Вы озаряете мою жизнь, вы для меня как дорогая младшая сестричка. Не думайте, что вы обязаны всегда быть сдержанной и приветливой. Я хотела бы, чтобы вы действительно чувствовали себя у нас как дома.

Взволнованная, Амелия подняла на свою благодетельницу исполненный признательности взгляд.

– Спасибо, моя дорогая Софи, спасибо!

– Значит, инцидент исчерпан, забудем о нем. Отдыхайте, набирайтесь сил. Если желаете, экономка принесет вам ужин.

– Я благодарна вам за это предложение. Этим вечером мне было бы неловко вновь увидеться с вашим супругом. Наверное, он посчитал меня невежливой, неблагодарной.

– Да нет же, Эдмон сочувствует вам. Но не будем об этом.

Наконец Софи просияла и вздохнула с облегчением. Амелия украдкой любовалась ею, сравнивая маркизу с ее молочным цветом кожи и светло-русыми волосами с весенним цветком. Ее божественную фигуру плотно облегало шелковое розовое платье.

– Вы так красивы, Софи! – со вздохом сказала она. – Вам стоило бы отправить императрице ваш снимок, еще один…

– Боже, что бы я без вас делала, Амелия? Это замечательная мысль! Это уж точно более мудро, чем идея отправить вас с моим супругом на прогулку в карете. Завтра я велю запрячь большой экипаж – в нем очень комфортно, – и мы отправимся в Коньяк, к фотографу. Будем позировать вместе, вы же не против? А затем отправим этот снимок графине Фештетич.

– Думаю, ее величество будет рада увидеть его.

– Вам понадобится подходящий туалет, что-нибудь повеселее вашего черного платья. Ради такого события выберете что-нибудь из моих нарядов. О, это будет замечательное развлечение!

Маркиза удалилась, оставив Амелию в полной растерянности. Конечно, она не сомневалась в искреннем дружелюбии Софи, однако что-то мешало ей этому радоваться. Она в задумчивости присела на край кровати и устремила пристальный взор в голубое небо.

«Я знаю, почему не захотела отправиться на прогулку с маркизом. Он смотрел на меня как-то странно, и его взгляд мне не понравился, – подумала она. – Слишком ласково, да, слишком уж ласково он смотрел на меня».

Взволнованная молодая женщина подошла к окну. Пейзаж, теперь такой знакомый, напомнил ей какую-то картину. На верхушке ясеня ворковали горлицы.

«Я хотела бы все время оставаться в своей комнате, – подумала Амелия. – Но завтра мы едем в Коньяк. Дорогая Софи… Я отказалась от прогулки в карете из-за ребенка, и сразу же после этого она решает везти меня к фотографу. Что же, одно верно: в берлине[10] тряска ощущается меньше, чем в небольшой карете».

Поместье Бельвю, суббота, 16 июня 1888 года